– Где?
– Там.
Она выбежала из гостиной. Джим кинулся за ней; коридор в несколько шагов показался ему длиннее, чем расстояние до самой дальней звезды во Вселенной.
В конце коридора Эйприл рывком распахнула дверь, зашарила по стене в поисках выключателя. Джим стоял на пороге, ощущая за спиной присутствие Чарли. Но впервые в жизни оно ничем его не успокоило.
Вспыхнул свет, и его глазам предстала типичная комната десятилетнего пацана. Плакаты на стенах, ролики под кроватью, одежда, аккуратно сложенная на стуле. Над раскрытым окном уныло покачивалась занавеска.
Справа от окна кровать Сеймура была пуста.
А снаружи по-прежнему доносился вой Немого Джо.
Глава 41
Откинувшись на заднее сиденье, Алан погрузился в свои мысли. Костыли, которые он поставил рядом с собой, чуть слышно позвякивали при каждом подрагивании машины на стыках. Он нарочно поставил костыли поближе к себе, чтобы можно было в любой момент дотронуться рукой и вспомнить о своем увечье.
Проносящиеся мимо деревья в свете фар казались призраками, а призраков Алану хватало и в салоне машины. Джим своим недавним признанием пробудил к жизни новых.
Слишком много всего случилось и, как всегда, разом. Как трудно уложить это все в голове. Если б можно было сосредоточиться на чем-то одном, но мысли лезут в голову с такой скоростью, что не успеваешь ставить им заслоны. Сумятица, абсурд, нереальность. Стоит завершить один круг, тут же выходишь на новый. Эйприл с ее дружескими, но такими женскими советами, Джим, не находящий места от какой-то непонятной смертельной тревоги, отец, провалившийся в преисподнюю после того записанного разговора.
Да еще и Суон.
Алан не уставал твердить себе, что совершает очередную ошибку. И время не то, и женщина не та, и мужчина не тот, и мечты у него не те. Но вопреки всему он впервые за долгое время только в этой машине чувствует себя живым. Последняя встреча с Суон встает перед глазами так ясно, будто все происходит именно сейчас и слова их звучат в салоне этой машины.
– Значит, я могу иногда приходить?
– Ты не мучайся, Суон. Мы были детьми и наделали много ошибок. Ты, Джим, я. Прошло столько лет, и я думаю, если нам и надо просить у кого-то прощенья, то у самих себя. Мне ты ничем не обязана. И никто тебя не заставляет сюда приходить.
– Ты не веришь в то, что мне самой хочется?
Он вспомнил, как блеснули ее глаза, когда она повернулась, чтобы уйти, вспомнил, как ему хотелось остановить, обнять ее, раз и навсегда вытереть ее слезы. Если б не мысль об унижении, которое он испытает, когда поползет к ней на четвереньках, как раненый зверь. Если б не страх упасть и на этот раз – во всех смыслах.
Дин-дин…
Перезвон костылей стер в памяти лицо Суон, и на его месте осталась пустота, как всегда, когда он думал о ней. Опять выплыли на поверхность слова Эйприл, принеся с собой еще больший вакуум, еще большую нехватку воздуха, как на краю пропасти, когда камни внизу манят к себе, а остатки разума предупреждают об опасности.
Не совершай противоположной ошибки. Не принимай любовь за сострадание…
Да, слишком много всего навалилось. И все давит, терзает душу. Очень хочется поверить словам Эйприл и тому, что он видел своими глазами, но так и не решился поверить. Очень хочется, даже если эта иллюзия продлится не дольше, чем его путь на ранчо. Потому что в думах о Суон здесь и сейчас больше жизни, чем во всех годах, прожитых без нее.
Они подъехали к рекламному щиту ранчо, и Джонас легко и плавно, не сбавляя скорости, свернул направо.
Дин-дин…
– Что, мистер Уэллс? Я не слишком гоню?
Алан не столько увидел, сколько почувствовал взгляд шофера в зеркало заднего вида.
– Нет, Джонас. Все нормально.
Джонас больше ничего не спросил и сосредоточился на дороге. Алан некоторое время смотрел на его полутемный силуэт. Замечательный у него все-таки помощник. И водит превосходно, и опыт обращения с инвалидами есть, недаром раньше санитаром работал. А вдобавок ко всему точно знает, когда говорить, а когда лучше помолчать.
Да, это большой дар, и Алан его ценил.
Еще один небольшой отрезок дороги без конца, и настанет момент, когда он окажется перед Суон, не зная, что делать и что говорить.
А главное – не зная, что она скажет в ответ.
Вот уже и ограда ранчо бежит бок о бок с машиной. Алан давно тут не бывал и удивился, как разрослась территория.
Коэн Уэллс все делает на широкую ногу.
И строит, и разрушает.
Джонас запарковал «континенталь» на стоянке для персонала, вышел из машины и, не выключая фар, поспешил помочь хозяину. Не успел Алан встать на землю, как из темноты выплыл мужской силуэт и остановился возле капота:
– Добрый вечер, господа. Что вам угодно?
Охрана, отметил про себя Алан. Никаких инцидентов на ранчо «Высокое небо» до сих пор не случалось, но гостям приятно сознавать, что кто-то сторожит их сон. Охранник материализовался, едва они подъехали, значит, обслуживают здесь на уровне высоких цен.
Алан как следует устроил костыли под мышками и шагнул к человеку, заслонив от него Джонаса.
– Добрый вечер. Я Алан Уэллс, мне бы…
Охранник не дал ему закончить:
– Мистер Уэллс, прошу прощения, не узнал вас. Чем могу служить?
Алан смерил его взглядом в отраженном свете фар. Приблизительно его ровесник, по виду типичный аризонец. Высокий, светловолосый, под темной формой угадывается атлетическое сложение. К поясу прицеплена кобура автоматического пистолета; поначалу Алан ее не разглядел. В голосе неподдельное восхищение – и явно не тем, что он хозяйский сын, а его подвигами на поле боя.
Ладно, пускай себе восхищается, примем это за хорошее предзнаменование.
– Как тебя зовут?
– Алан, сэр. Как и вас.
И эту незначительную подробность будем считать добрым знаком.
– Мне нужно увидеться с одним человеком, который обосновался у вас.
Если тезка и подумал о неурочном времени, то не подал вида.
– Знаешь, в каком коттедже поселилась мисс Гиллеспи?
– Конечно. Она только что приехала.
– Только что?
Тезка Алан пожал плечами.
– В Финикс ездила, в аэропорт жениха встречать. Он прилетел ночным рейсом из Лос-Анджелеса. Мистер Фрайхарт предлагал послать нашего шофера, но она сказала, что сама поедет. – Он опять пожал плечами, словно удивляясь странностям этих киношников. – Может, это не мое дело, но они с первого дня так ругались, что пришлось попросить их быть потише, а то другим гостям мешают.
Алан помолчал, потом повернулся к шоферу.
– Наверное, нам лучше уехать домой.
Теперь пришел черед Джонаса загородить его от охранника.
– Мистер Уэллс, позвольте слово сказать?
– Говори.
Джонас понизил голос, но не до шепота, а так, чтобы его слышал только Алан и не слышал его тезка:
– Может, это будет стоить мне места, но я все-таки скажу, что думаю. Не верится, чтоб такой человек, как вы, приехал в такую даль и нескольких шагов испугался.
Алан помолчал, взвешивая слова шофера. Потом улыбнулся ему в темноте. Джонас прав. Он бы не приехал сюда, если б его было так легко запугать. Да по большому счету он и не боится.
– Пожалуй, я последую твоему совету, Джонас. Так что места ты не лишишься, не бойся.
Джонас улыбнулся ему в ответ.
– Вот и хорошо, мистер Уэллс. Я ничего другого от вас и не ожидал.
Алан повернулся к охраннику. Тот стоял и терпеливо ждал, когда приезжие закончат шушукаться.
– Так ты знаешь, где ее коттедж?
– Ясное дело, знаю.
– Проводишь меня?
– Конечно. Он здесь, недалеко. Им выделили самый большой коттедж и малость на отшибе. Звезды, сами понимаете. – С этими словами он повернулся и направился в темноту. – Пожалуйте за мной, мистер Уэллс.
Они в молчании пересекли площадь перед клубом, который в этот час был освещен только небольшим фонарем у входа. И охранник, и шофер точно рассчитали свой темп, чтобы, с одной стороны, Алан мог поспевать за ними, а с другой – не замечал их стараний. Они поднялись по тропинке к ряду хоганов и, миновав их, вскоре остановились перед коттеджем, поставленным так, чтобы с веранды открывался великолепный вид на горы.