Собственно, изнасилованием-то это было назвать трудно. Я как-то сразу поняла, что настроен он серьезно, отбиться у меня не хватит сил, а главное, перед глазами, пока он задирал на мне юбку, мгновенно пронеслись картины одна другой отвратительней — вот я начала орать, вот кто-то ворвался в кабинет. Скандал, разбирательство и грязь, грязь, грязь… Короче, я позволила ему совершить со мной эту погань, а после, уже приехав домой, долго мылась, пила водку, плакала на плече у Петюни, который лишь вздыхал и гладил меня по голове…
Так вот, почему-то теперь мне подумалось, что если бы плечо, на котором я ревела тогда, принадлежало Ивану, то лицо высокопоставленного негодяя выглядело бы не менее красочно, чем мордашка Николая сегодня. И его не спасли бы ни занимаемый пост, ни охрана за дверью. Почему я так думала? Да бог знает. Но была убеждена, что не ошибаюсь. Впрочем, и сама я, чувствуя эту незримую поддержку, быть может, повела себя совсем иначе…
Результат моих размышлений был достаточно неожиданным — я внезапно осознала, что своим «Какой ужас!» предаю Ивана, и решительно поправилась:
— То есть я хотела сказать: «Какая прелесть!»
Глава 10
Сказав это, я почувствовала, что теперь все как раз прозвучало совершенно искренне и убежденно. Настолько, что все, кто был на террасе, обернулись на меня — Михаил возмущенно, Лида с растерянностью, а Колюня — испуганно.
«Чует кошка, чье мясо съела!» — мстительно подумала я, и вновь взглянула на Ирину.
— Если ты хочешь знать причины его поступка, я могу тебя посвятить в них… — Тут я перевела взгляд на Николая. — Или не стоит?
— Не будем выносить сор из избы, — торопливо откликнулся тот, и отвел глаза под моим презрительным взглядом.
Но и этого мне показалось мало — ну не хотела я сейчас быть деликатной и не вмешиваться в чужие дела.
— Лидочка! Ты когда-нибудь каталась летней ночью на классном мотоцикле по пустынному шоссе, которое ведет неизвестно куда?
Девочка, взглянув на меня громадными, влажными как у газели глазами, лишь едва заметно отрицательно качнула головой.
— Ну так пойдем! Самое время попробовать!
Я подала ей руку, и когда она вложила в мою нетерпеливую ладонь свои пальцы, потянула с террасы вниз.
— Мария, надеюсь, ты будешь благоразумна и не станешь гнать? — белеющие в сумраке лица Ирины и Михаила склонились к нам сверху, и я отметила, что Колюня не появился и даже ничего не возразил.
— Я? — рассмеявшись, я покрепче ухватила девушку за руку. — За право покатать такую красавицу будут жестоко сражаться многие!
Они что-то забормотали, но я и не подумала слушать, а потащила Лиду дальше.
— Я не хочу, чтобы за меня сражались, тетя Маша, — робко проговорила она мне в спину, когда родители и муж уже не могли нас слышать.
— Ну и не надо. Я и так знаю, кто тебя покатает. Просто потому, что этот молодой лоботряс сегодня, что называется, на посылках, а значит, ничего не пил — у него с этим строго.
Мы остановились у костра, вокруг которого в кружок сидели, закутавшись в пледы, одеяла и теплые куртки старшие дети — малыши уже давно мирно посапывали в импровизированных кроватях. Куклюша была мастерица рассказывать длинные таинственные сказки, изобиловавшие злыми колдунами и добрыми феями, страшными чудищами и храбрыми богатырями. Вот и сейчас до нас донеслось:
— Чем дальше он шел, тем тесней сдвигались вокруг него остроконечные голые утесы, тем глубже и теснее становилась долина. Перестали звенеть цикады, скрылись куда-то птицы. Только змеи зловещим шипением провожали шаги героя. Серые жабы расползались из-под его ног да черные вороны, сидя на засохших деревьях, хрипло каркали ему вслед. Наконец, среди ядовитых кустов волчьего лыка он увидел темное жерло пещеры…
Я остановилась, чтобы попросить мальчишек помочь мне найти нужного человека, но, увидев выражение их лиц, не стала рвать чудесную вуаль фантазии, которую накинула на них умелая рассказчица. Мне помогли взрослые, и уже через минуту передо мной предстал огненно-рыжий и отчаянно голубоглазый парень.
— Искали, теть Маш?
— Да. Знакомься, Лидуша, это Слава Васильев, более известный в определенных кругах как Бегемот. Кликухи сей удостоился он за отсутствие нервов и почти патологическую невозмутимость нрава…
— Теть Маш! — укоризненно пробасил тот, с интересом поглядывая на мою спутницу.