— Ника! Послушай, Ника!
Он отвернулся, и тогда я обхватила обеими ладонями его лицо и заставила смотреть на себя.
— Ника, я люблю другого человека. Я не могу…
Он дернулся прочь, но я не пустила.
— Послушай, дурачок. Все у тебя еще будет! Поверь мне. Ты красивый, сильный, у тебя дивные глаза… Девушки будут ходить за тобой табуном, появись ты в городе.
Лицо его искривилось циничной улыбкой, сквозь которую явно просвечивала боль. Я поняла, о чем он подумал, будто слова были произнесены вслух, и внезапно тихонько рассмеялась, заставив его удивленно распахнуть глаза.
— Я лично знаю по крайней мере десяток более чем преуспевающих, красивых и удачливых женщин, которые втайне мечтают проснуться однажды утром и обнаружить, что их ненаглядные благоверные внезапно онемели. Правда-правда, я не вру! А уж сколько мужчин думают о том же в отношении своих жен!
Он улыбнулся недоверчиво, потом шире, а после, поцеловав по очереди обе мои ладони — и откуда в этом юном Тарзане столько утонченного эротизма? — бесшумно скрылся в тени, которую отбрасывал отцовский дом. А я осталась стоять посреди освещенного луной двора, обхватив себя руками за плечи.
На рассвете меня разбудил стрекот. Чуть не свернув себе шею на шаткой лесенке, я выскочила из сарая и, прикрывая ладонью глаза, уставилась на изящную стрекозу, зависшую над крышей большого дома. Потом вертолет внезапно накренился вперед, задирая хвост, и ушел в сторону леса.
— Он улетает, — я растерянно махнула рукой в сторону удаляющегося звука.
Михаил Иванович, уже стоявший посреди двора, когда я выскочила, улыбнулся успокоительно:
— Недалеко, Мария Александровна. Возле дома нет места для посадки. Специально так сделал, чтобы незваные гости на голову не сваливались. А так Вадик показался нам, что свой, и полетел на площадку. Через полчасика придет и гостя приведет.
— Гостя?
— Да. Есть у нас кое-какие условные знаки. Вот и намекнул он мне, что не один прибыл. Но не волнуйтесь — чужие здесь не ходят. Да и не дам я вас в обиду, — глянул как-то странно, глубоко.
Черт! А ведь знает он про наши ночные дела с Никой… Мысли в голове заметались в судорожном желании найти нейтральную тему.
— А… А Вадик, это кто?
Вскинул рыжие лохматые брови:
— Мой пилот. Парень надежный, хотя и любит похулиганить… Молодежь, что возьмешь!
Еще один штришок к портрету лесного отшельника. Не каждый на Руси Великой может позволить себе собственный вертолет и личного пилота… К кому в гости занесла меня нелегкая? Впрочем, это выяснилось неожиданно быстро и самым удивительным образом.
Я приводила себя в порядок — на звук винтов вертолета вылетела во двор нечесаная, в одной только рубашке и босиком, — когда появился гость.
— Ты бы хоть свои звездья дома оставил, а то глаза слепят, — добродушно басил мой рыжебородый хозяин.
А вот и голос визитера. Я затаила дыхание, прислушиваясь.
— Некогда, Медведь Иванович. Некогда. Я ведь к тебе за помощью.
Неужели? Или показалось?
— Вот и славно, потому что и мне твоя понадобится. Чего надоть-то? — бодро откликался хозяин, а я, растопыренными пальцами приглаживая растрепанные волосы, уже торопилась вниз по лесенке к выходу из сарая.
— Да понимаешь, гостья моя пропала…
— Чудеса… Уж не эта ль? — Михаил Иванович кивнул Славе Ильченко — а это был именно он, я не ошиблась! — за спину, как раз туда, где только что в дверях сеновала нарисовалась я.
— Маша… — совершенно изумленно проговорил тот и, сдвинув на затылок форменную фуражку, потер лоб. Возможно, для того, чтобы разгладить собранные задравшимися в удивлении бровями морщины, и тем самым вернуть лицу обычное выражение.
— Твоя пропажа?
— Моя, Медведь Иваныч. Вот, черт побери! Да ты, видно, и вправду леший! Где ж ты ее взял?
— Не я. Ника. Это он у нас лешак. Тут ты прав.
Я подошла к мужчинам и, смущаясь, улыбнулась им по очереди.
— Доброе утро, Слава.
— Доброе утро… А мы уж чуть было не схоронили тебя, голуба-душа.
Я ахнула, а он заторопился рассказывать:
— Твоих-то ребят еще позавчера вечером бугай Петренковский привез. Напились, говорит, буянить начали. Хозяин, мол, и велел отправить. А Мария Александровна, де, решила задержаться. Ну, я чего? Решила, так решила. По телефончику отзвонил — спит, говорят. На часы глянул — и то, ночь на дворе. Звоню утром — ушла рыбачить с хозяином. А тут и твои мужики оклемались. А как оклемались, оператор сразу ко мне. Зеленый весь, худо человеку, но упорный. Говорит, опоили нас какой-то дрянью — с обычной водки, мол, так не дурею. Я было усомнился. Видел, как он у нас-то за воротник закладывал. А он нет, гнет и гнет свое: опоили и все тут, а раз опоили, значит, Мария Александровна в беде. Давай, говорит, всех в ружье!