— Мой помощник. Или ты что? Меня к нему приревновала? — Петюня захохотал, мне же было не до смеха.
— Рассказывай, что с Наткой у тебя там приключилось. Вернулась девка сама не своя. Надеюсь, твои французики…
— Мои французики тут совершенно не при чем, — с достоинством возразил Петюня и прокашлялся. — Шарль мне говорил, что это был русский — он слышал их телефонный разговор. Видно, зная, что он ни черта не понимает, перед ним не стеснялась. А еще как-то раз он видел его издалека. По его описанию был он высоким, красивым и блондинистым. Вот и все.
— Говнюк он!
— Кто, Шарль?
— Да нет! Блондин этот, черт его дери. Ну ладно. Пока.
— Пока, дорогая. Звони, если что.
Я положила трубку и призадумалась. Иван не сводил с меня глаз, и я улыбнулась ему:
— Ты никогда не говорил, что знаешь французский.
Он нахмурился, потом пожал плечами:
— А я этого и не знал, Машуня. Услышал, как этот малый трещит, и вдруг осознал, что понимаю его…
— Может, ты француз?
— Ага. Граф Монте-Кристо.
А потом вдруг:
— Кто я такой, Машка? Кто я? — и такая беспомощность, страх в голосе, что я прижалась к нему всем телом, обняла, прижала, гладя по голове, успокаивая, оберегая.
Утром я уехала очень рано — спешила на встречу с шефом. Оставляла своих с тяжелым сердцем, не представляя, как поладят при свете дня моя вышедшая на тропу войны дочь и Иван, и как себя поведет в этой ситуации Вася. Однако то, что мне предстояло обсудить с Максимом Незнающим, моим непосредственным начальником, сейчас было важнее.
В компании, естественно, не обходилось без шуточек по поводу его фамилии, но на самом деле даже самые завзятые шутники отдавали себе отчет, что имеют дело с настоящим профессионалом. Он был по природе своей демократичен, этакий выходец из эпохи гласности, всеобщего журналистского равенства и братства. Однако те, кто успел узнать его лучше, имели представление о том, каким он мог быть, когда дело, а скорее его собственные желания и амбиции требовали иного. Я принадлежала к числу посвященных и поэтому совершенно не представляла, как отреагирует Максим на мое более чем нестандартное предложение померяться силами с ФСБ.
Его пришлось ждать. Что делать? Как известно, начальство не опаздывает, а задерживается. Я долго колебалась, посвящать ли шефа только в ситуацию вокруг последнего эпизода или же во все детали моей эпопеи. Потом решила, что именно ему подставлять задницу, если что пойдет не так, и пришла к выводу, что расскажу все… Ну за некоторыми небольшими исключениями — по-прежнему было страшно говорить о неизведанном, но пугающем прошлом Ванечки. Я была убеждена, что именно там кроются ответы на все мои вопросы, но не меньшей была и вера в то, что, как только мы афишируем свои знания по этому поводу или хотя бы обозначим интерес, нам всем может прийти быстрый конец. Очень профессиональный. Одно дело воевать против двоих отдельно взятых сотрудников, и совсем другое — вступать в конфронтацию со всей махиной Федеральной службы безопасности.
Поэтому я собиралась элементарно опустить свои догадки касательно Ивана, умолчать об участии во всем этом дяди Вени, отца и, однозначно, Медведя Ивановича, ведь именно его ракета, пущенная в злосчастный вертолет Петренки, оборвала несколько жизней. Пусть бандитских, но тем не менее… Все же остальное я планировала выдать в полном объеме и с соответствующими комментариями.
Наконец Максим появился и жестом поманил меня за собой в кабинет. Явно не в духе и спешит.
— Ну что там у тебя, Мария?
Я начала от печки и довольно быстро доплясала до эпизода, который имел место в этом самом кабинете, и в котором главными фигурантами были Лелик и Болек. Тут Максим явно заинтересовался и даже перестал крутить ручку, автоматически оказавшуюся у него в руках, как только он сел за стол. Лицо его приняло выражение: «А вот отсюда, пожалуйста, поподробнее», и я послушно продолжила, соответствуясь с начальственными пожеланиями. Дослушал все так же молча.
— И что ты предлагаешь?
— Я рассчитывала услышать какие-то предложения от тебя.
— М-да? Тогда возможны варианты. Первый — я звоню своему хорошему знакомому…
— Нет.
— Ага… — задумался, постукивая ручкой по отсвечивающей лаком столешнице. — Значит, кулуарно и полюбовно не хочешь…
— Хочу, Максим, очень хочу. Только на все сто процентов убеждена, что не выйдет.
— Почему?
— Дело в том, что у меня тоже есть… гм… приятели, и именно они после, заметь, размышлений и определенных действий посоветовали мне предать это все гласности. То есть не все, а то, что можно доказать, а именно последний эпизод, — и я толкнула к нему флешку, на которой было видео, отснятое в вертолете.