— Ты не можешь позволить себе это, Боб, — сказала она.
— Если ты еще раз упомянешь деньги, я вымою тебе рот пятидолларовыми банкнотами, — резко ответил он. — Грязными банкнотами.
Она улыбнулась.
— Знаешь, — сказала она, — в конечном счете ты не так уж не похож на Брюса. Он тоже мог заставлять других поступать так, как он хочет. Когда однажды я похвалила его за это, он сказал: «Ну, я не долбаный святой».
— Очень похоже на Брюса, — согласился Кинтайр.
— Он преклонялся перед тобой, — сказала она за коктейлями. — Знаешь, как сильно? Ты был всем, кем он мечтал стать: путешественником, спортсменом, ученым. Он даже думал служить в военно-морском флоте, потому что ты это делал. И еще ты обращался с ним, как с равным. Ты сделал больше всех, чтобы он был счастлив.
— Я бы сказал, что это сделала ты, — смущенно ответил он.
— Знаешь, ты подталкивал нашу связь. — Он видел, что она немного опьянела, но никакого вреда в этом нет: в более благоприятных обстоятельствах он назвал бы это счастливой выпивкой. — Помнишь, как мы с ним впервые встретились? В прошлом году после возвращения из Европы ты с ним пошел выпить. И столкнулся со мной в заведении, где подают глинтвейн; я ела пирожки и выглядела не слишком эффектно, но решила, что с вами можно будет хорошо провести время… черт возьми, Боб, я надеялась, что ты приревнуешь меня, поэтому устроила Брюсу большое представление. А ты обрадовался!
— Я подумал, что ему нужна девушка, — сказал он. — В мире не только книги и пиво.
— Ты потворствовал, — засмеялась она. — И, конечно, злорадствовал, когда узнал, что мы живем во грехе.
Он пожал плечами.
— Если ты называешь это грехом. На самом деле Брюс был очень домашним человеком. Я надеялся, что ты выйдешь за него.
— Конечно, — ответила она. — Я ведь тоже очень домашний человек, правда?… Боб, я знаю, ты не любишь танцевать и ужасно танцуешь, но, может, попробуем снова перед ужином?
Потом, когда ужин завершали бренди и кофе, она сказала:
— Я все еще не уверена, любила ли я Брюса. Он мне всегда нравился. Думаю, я начинала его любить.
— Думаю, трудно было этого не сделать при таких обстоятельствах.
— Он был первым моим знакомым мужчиной, который, — она принялась загибать пальцы, — а) был интересен, а все солидные граждане Огайо казались неинтересными, по крайней мере мне; б) надежным, чего нельзя сказать обо всех этих представителях богемы …
— Прошу тебя. Называй меня как угодно, только не относи к богеме Беркли.
— Ты не в счет. В классификации ты один представляешь раздел. «Надежный» — неподходящее слово. Что я хотела сказать? Верный, постоянный, любящий. Думаю, это то, что нужно. Любящий — не себя, как большинство этих начинающих. Ты тоже что-то любишь, Боб, но я так и не могла понять, что именно. Разве что эту твою яхту? Брюс любил меня. Любил весь мир, но включая меня.
— Его можно было назвать нежным, — согласился Кинтайр. — В то же время он был мужчиной. За те годы, что мы знакомы, мы несколько раз отправлялись в трудные походы; потом, когда я заинтересовал его дзюдо, у него получалось очень хорошо. Во время этих развлечений ему не раз доставалось. Но он никогда не показывал, что ему больно.
— Наверно, ты считаешь это добродетелью, — сказала она.
Они остановились в холмах, города Восточного залива под ними как звездная галактика, а Сан-Франциско — целая вселенная в темноте. Кинтайр, смутно встревоженный, подумал, почему он сюда приехал.
— Что ты собираешься делать? — спросила она его.
— Я? Следующие несколько дней, ты имеешь в виду? О, заканчивать незаконченное в университете. Позвонить семье, очень давно никого из родственников не видел. А ты?
— Продолжу жить. Что еще остается?
— Не знаю, — беспомощно ответил он.
Она повернулась к нему и вцепилась пальцами в его пальто.
— Боб, не отвози меня домой, — прошептала она. — Не сегодня. Не оставляй меня одну.
— Что? Но…
— Знаю, знаю. Ты боишься, что я затяну тебя, тщеславный бабуин. Ради бога, позволь мне сегодня переночевать у тебя. Я не притронусь к волоску на твоей ханжеской голове, но не оставляй меня одну!
И впервые с того момента, как он к ней пришел, она заплакала.
Его разбудил телефон. Он повернулся, еще не придя в себя. Рядом спала женщина в его пижаме. Где он ее подобрал? Минутку. Марджери!
Она спала как ребенок, свернувшись клубком. Бледный утренний свет коснулся следов высохших слез у нее на щеке. Кинтайр помнил, как она цеплялась за него. Больше ничего не произошло, она могла быть его испуганной, детской…. Нет! Он изгнал эту мысль еще до того, как она сформировалась. Скажем только, что в эту ночь она была его другом и никем больше.