— Не знаю уж, что лучше, — сказал я однажды, — когда собрание превращается в бунт, или когда оно проходит под надзором солдат.
— Но так же не могло продолжаться. Кто-то должен был прекратить беспорядки.
— С таким же успехом мы можем снова завести себе царя. Всё равно с этими солдатами на улицах чувствуешь себя как в Александрии, где шагу не ступишь, чтобы не наткнуться на солдат Птолемея.
— Что ж, будем надеяться, что солдаты Помпея смогут лучше поддерживать порядок, — отвечал Эко. — Честное слово, папа, такое впечатление, что ты вздыхаешь о старых добрых разудалых временах, когда толпа бесчинствовала, как хотела.
— Ты прекрасно знаешь, что нет. Я не о прошлом вздыхаю — меня пугает будущее.
— А люди живут настоящим. Пока ещё никто слова не сказал против солдат на улицах.
— Именно. Пока ещё.
Известие, что скоро в нашем доме появятся ещё два рта — дети, мальчишки, за которыми нужен глаз да глаз! — Бетесда, вопреки моим опасениям, восприняла совершенно спокойно. Неужели она считает меня таким слабым после пережитого, что ни в чём не перечит? Или же в мою жену вселился дух поверженной Минервы, навсегда сделав её невозмутимой?
Её собственное объяснение было куда проще. Хорошо, когда в доме есть дети, сказала она и добавила, что в своё время очень привязалась к маленьким Эко и Метону, так что если боги судили, чтобы в нашем доме прибавились ещё двое детей — что ж, так тому и быть. А прокормить всех всегда было трудной задачей, особенно с тех пор, как у нас стал жить Давус, который ест ещё больше, чем бедный Белбо; но она как-нибудь справится.
Ещё более неожиданной стала для меня реакция моей дочери. В своё время нам пришлось вытерпеть целую бурю её капризов, когда на свет появились Тит и Титания, и Диана перестала быть самой маленькой. Но с тех пор прошло шесть лет, и Диана из ребёнка превратилась в девушку. К тому же, ей не придётся относиться к Мопсу и Андроклу как к братьям. Я ведь не собирался усыновлять их; они просто стали бы слугами, выполняли бы поручения Бетесды. Всё же я, конечно, ожидал, что Диана воспримет новость без особой радости. Я не удивился бы, если бы она наотрез воспротивилась. Чего я никак не ожидал — это что она разрыдается и выбежит из комнаты.
— Во имя Юпитера, что с ней творится? — спросил я у Эко. Тот лишь пожал плечами.
— Видимо, она не в восторге от твоей идеи.
— Понятно, что не в восторге. Но почему она плачет?
— Ей семнадцать, папа. Она будет плакать от чего угодно.
— Бетесда говорит, что за всё это время пока нас не было, Диана не пролила ни слезинки.
— Значит, надо было сказать «ей семнадцать; она не заплачет, что бы ни случилось». Папа, мы как-то уже говорили об этом. Ей пора замуж. Наверно, в этом всё дело. Двое новых детей в доме лишний раз напомнят ей, что сама она больше не ребёнок.
— Значит, по-твоему, всё дело в этом?
— Честно говоря, не знаю. Ты сам думал, за кого бы её выдать?
— Когда я мог об этом думать, сидя дома? Это ведь ты каждый день снуёшь по городу и ходишь на все эти контио.
— Ну, среди того отребья, что там собирается, вряд ли найдётся подходящий жених для моей сестрёнки.
— Может, у Менении есть родственник подходящего возраста, — предположил я.
— Или Метон знает кого-нибудь подходящего среди своих однополчан.
— Пожалуй, ты прав; нам и вправду следует этим заняться, — признал я. — Но прежде всего я хочу починить наконец статую Минервы.
Несколькими днями позднее один из телохранителей Эко прибежал домой крайне взволнованный. Давус провёл его в мой кабинет.
— На Форуме начинается контио, — сообщил он прерывающимся голосом — видно, так спешил, что по Спуску поднимался бегом. — Хозяин говорит, чтобы ты непременно пришёл.
— Почему?
— Он говорит, что ты обязательно должен это видеть. Он ждёт тебя.
Мы с Давусом последовали за ним на Форум.
Перед рострой колыхалась толпа. Трибун Планк произносил речь. Чуть поодаль на ступенях развалин курии стояли вооружённые солдаты. Должен признать, что при виде их я почувствовал себя увереннее.
Эко мы нашли довольно быстро.
— В чём дело? — спросил я его.
— Если слухи не врут, Планк намерен предъявить собранию — а, вот они. Смотри!
На ростру поднялись пятеро. Держались они неуверенно — встревожено озирались и явно были не в своей тарелке. Взяв за руку того, кто шёл первым. Планк потянул его за середину платформы.