Внезапно я ощутил на плече тяжёлую руку. Эко поспешно оттащил меня назад, с дороги шедшего рядом с носилками гладиатора.
— Думаешь, это она? — прошептал он мне на ухо.
— Ну, конечно. Больше некому. Во всём Риме не найдёшь других таких носилок.
Разумеется, не я один узнал эти знаменитые красно-белые шёлковые занавески. В конце концов, здесь собрались приверженцы Клодия — вольноотпущенники, чьи права он защищал; бедняки, обязанные ему куском хлеба — ведь это он, в бытность свою трибуном, внёс законопроект о бесплатных раздачах казённого зерна для народа. Они горой стояли за Клодия, а он горой стоял за них. Не раз и не два они кидались бунтовать по первому его приказу. Они знали о нём всё — о его карьере, семейной жизни, скандальных похождениях — и готовы были в горло вцепиться его врагам. Они боготворили его. Их обожание могло не распространяться на его беспутную старшую сестру; но перед её носилками они расступились.
Кто-то в толпе назвал её имя; его стали повторять всё громче и громче, и вот уже вся толпа скандировала:
— Клав-ди-я! Клав-ди-я! Клав-ди-я!
Носилки проплыли между колоннами и оказались на площадке перед домом. Её телохранители могли бы расчистить путь силой; но в этом не было необходимости. Плакальщики благоговейно расступались. Волны людского моря расходились и тут же смыкались позади. Носильщики поднялись по ступенькам к входу. Высокие бронзовые двери, открывающиеся внутрь, распахнулись и закрылись. Занавески носилок были задёрнуты так, что никто не увидел выходящих.
Скандирование прекратилось, и стало до странности тихо.
— Значит, Клодий убит, — тихонько сказал Эко. — Как-то не верится, что его больше нет.
— Когда ты поживёшь с моё, то поймёшь, что все эти великие рано или поздно уходят. Чаще рано.
— Ну да, ну да. Но я имел в виду…
— Да я понял. Смерть некоторых — это как песчинка, упавшая в реку; она не тревожит водной глади. Смерть других — это уже как валун; вода выплёскивается на берег. А с очень немногими… — и я невольно вздохнул.
— Как упавшая с неба звезда, — договорил за меня Эко.
— Ну, будем надеяться, что до этого не дойдёт. — Но я сам не верил собственным словам.
Толпа медлила расходиться. Вокруг наперебой рассказывали о случившемся. Слухи были самые противоречивые. Клодия убили на Аппиевой дороге, на самом выезде из Рима — нет, за двенадцать миль от Рима, возле Бовилл — нет, южнее. Клодий ехал верхом и был один — нет, его сопровождали несколько телохранителей — нет, он ехал в носилках с женой, в сопровождении обычной свиты телохранителей и слуг. Они попали в засаду — нет, убийца был один — нет, среди людей Клодия был предатель, он-то и убил. Слухам не было конца, и лишь в одном все сходились: Клодия убили.
Тем временем тучи разошлись, и в чёрном небе стали видны поблёскивающие, как льдинки, звёзды. С самого начала я разогрелся от быстрой ходьбы, потом, в толпе, меня согревало тепло от множества тел и факелов; но теперь ночь стала холоднее, и я начал мёрзнуть не на шутку. Потопав ногами и потерев ладони друг о друга в тщетной попытке согреться, я не выдержал и обратился к Эко.
— Это без толку. Мне холодно. Надо было одеться потеплее. — Эко, казалось, совершенно не замечал холода, хотя плащ на нём был не теплее моего. Впрочем, в пятьдесят восемь лет кровь стынет быстрее, чем у того, кто на двадцать лет моложе. — Что толку здесь торчать? Мы узнали, в чём дело. Клодия убили.
— Да, но кто его убил?
Я сдержал улыбку. Мой приёмный сын пошёл по моим стопам, а для людей нашей профессии привычка докапываться до истины становится второй натурой, даже когда за эту истину нам никто не заплатит.
— От этой толпы всё равно ничего не узнаешь.
— Похоже, что нет.
— Тогда пойдём.
Эко всё ещё колебался.
— По идее, они должны выслать кого-то, кто объявит… Рано или поздно кто-то наверняка выйдет… — тут он заметил, что я весь дрожу. — Ладно, идём.
— Тебе незачем уходить. Оставайся, если хочешь.
— Одного я тебя не отпущу. Не в такое время.
— Пошли со мной телохранителей.
— И остаться здесь одному? Я не дурак.
— Тогда пошли со мной двоих, а двое пусть остаются с тобой.
— Нет, не хочу рисковать. Я провожу тебя домой, а потом вернусь, если до той поры не найду чего-нибудь получше.
Мы могли бы спорить ещё долго, но тут Эко резко вскинул голову, глядя на что-то позади меня. Его рабы враз насторожились.