Сидевшие в передних рядах обернулись, чтобы рассмотреть столичную «диву». Глухо пыхнул прожектор, осветив Лионеллу, и она приветственно помахала.
Виктор Харитонович любезно поцеловал ее руку.
– Добро пожаловать в творческий коллектив.
– Спасибо.
– Надеюсь, вам здесь понравится. Люди у нас хорошие.
– Надеюсь.
Из глубины «творческого коллектива» послышался женский ропот:
– Своих актрис нечем занять… Зачем везти из Москвы?
Магит вытянул шею и вгляделся в партер:
– Я все слышу, Кропоткина! После собрания зайдите ко мне в кабинет. Хотите высказаться – там поговорим! И предупреждаю! Завтра в одиннадцать утра первая читка «Дяди Вани». Тех, кто занят в постановке, прошу не опаздывать!
– Виктор Харитонович! – в динамиках прозвучал голос помрежа. – Пришел сотрудник ДПС.
– Что ему надо?! – крикнул Магит.
– Он спрашивает: чей «Бентли» припаркован на пешеходной дорожке в сквере?
– У нас никто не ездит на «Бентли»!
Лионелла вступила в центр светового круга и громко заявила:
– Это моя машина!
В зале повисла тяжелая пауза, по истечении которой Лионелла углубила трещину между собой и творческим коллективом:
– Скажите водителю, он переставит.
Тишина сменилась тихим многоголосьем, в котором различались отдельные фразы:
– На «Бентли»… С водителем… Барыня приехала, долой шапки, холопы…
– Прошу вас, пройдемте. – Виктор Харитонович взял Лионеллу под руку и буквально вывел из зала. В кулуаре зашептал громким шепотом:
– В самом деле, нельзя же так, драгоценная.
– В чем дело? Я сказала: в автомобиле сидит водитель.
– Вы приехали на «Бентли». Это нескромно. Зачем же дразнить гусей? Здесь вам не Москва. Актеры получают небольшие зарплаты, а тут вы на своем «Бентли», да еще с водителем. Вас уже невзлюбили, зачем же усугублять?
– Сами сказали, что люди у вас хорошие, – заметила Лионелла.
– Голубушка, не до такой же степени. Вы что? Не служили в театре?
– Нет, никогда.
– Тогда вам придется туго.
– Я так не думаю.
– Поверьте мне, я стреляный воробей. При мне в этих стенах разыгралось много трагедий. Здесь все едят всех. Не успеете оглянуться, как в вашу ногу или, того хуже, филейную часть вопьются чьи-нибудь зубы. Разумеется, я выражаюсь фигурально.
– Что же мне делать?
– Избавьтесь от машины. Скажите водителю, чтобы возвращался в Москву.
– И как, по-вашему, я буду передвигаться по городу?
– Где вы остановились? – спросил Виктор Харитонович.
– За городом. В пятнадцати километрах. Помощник мужа снял для меня особняк.
– Дражайшая! Умоляю, не говорите об этом в коллективе… – Магит перешел на трагический шепот. – А лучше переезжайте в гостиницу, поближе к театру. Так будет меньше разговоров. – Он огляделся и прислушался. – Теперь мне нужно вернуться в зал.
– А мне?
– Вы лучше уходите. И не опаздывайте завтра на читку.
– Я помню: в одиннадцать.
– Учтите, что любую вашу оплошность будут рассматривать под лупой и вынесут на всеобщее обозрение.
– Я буду осторожна.
– И не заводите друзей. Доверительность сослужит вам дурную службу.
– Постараюсь быть отстраненной.
– Отстраненность спишут на столичную «звездность».
– Да, вы со всех сторон меня обложили!
– Не я, а творческий коллектив. Но у вас есть шанс все исправить.
В вестибюле Лионеллу встретил сержант дорожно-патрульной службы:
– Нехорошо, гражданочка, оставлять транспортное средство на пешеходном тротуаре. Придется платить штраф. Что ж у вас, в Москве, все так паркуются?
– При чем здесь Москва? – спросила Лионелла.
– Номера на автомобиле московские.
– А вам это не нравится?
– Я при исполнении! Идемте к машине!
Водителя в салоне «Бентли» не было, он прибежал спустя минуту, бледный от пережитого испуга:
– Простите, Лионелла Павловна! Всего на несколько минут отлучился по нужде.
– Предъявите водительское удостоверение и документы на транспортное средство! – прикрикнул сержант.
– Сейчас… сейчас… – Водитель достал бумажник.
Вскоре мужчины отправились к патрульной машине, а Лионелла уселась в «Бентли» и позвонила помощнику мужа:
– Снимите мне номер в гостинице. Где? Поближе к театру. На сколько? Так же, как особняк, – месяца на три.
Глава 2
В такую погоду хорошо повеситься
Утро началось с неприятности. В гостинице, где поселилась Лионелла, не оказалось парикмахерской, и ей самой пришлось укладывать волосы. С непривычки она сильно замешкалась. К макияжу приступила в начале двенадцатого, когда в театре уже началась читка.