«По-моему, все это несерьезно, — тоже сказал Валовой, прочитав вызов, — давайте пригласим Аредову и предложим ей для начала успокоить мужа».
«Если вы так поступите, — сказал я, — Виктор Петрович придет сюда и публично плюнет в лицо вашего директора».
Тут Валовой хмыкнул, а Трипун взвился не по своему весу, завизжал:
«Вы что, не видели ОМОНовцев на входе?! Сюда без моей команды крыса не проползет! Передайте своему оскорбленному и честнейшей души придурку, что я сейчас же выгоню его благоверную к чертовой матери. Пусть заткнется и содержит семью на свою зарплату!»
«Он не заткнется», — ответил я.
«Из-за кого он собрался стреляться?! — продолжал кричать Трипун. — У меня есть отчеты, как она вела себя за границей. (Я забыл сказать, что жена Виктора Петровича вроде гида и няньки сопровождает группы, которые отправляет туристическая фирма.) Она ведет себя безобразно: например, ходит к одиноким туристам в номер скоротать вечерок и задерживается там до неизвестного часа. Стоит ли стреляться из-за такого пустяка, как сверхурочное задание, которое она сама же себе и навязала? Если ему так хочется кого-нибудь убить из ревности, пусть убивает этих туристов. Мне, наоборот, казалось, что, отправляя ее в ночное варьете, я делаю приятное одолжение: бесплатная выпивка, бесплатная кухня, бесплатные мужики с тугими кошельками, а не какая-нибудь дискотековская шантрапа с портвейном за пазухой и кастетом в кармане. Девушка-то она уже не первой свежести. Сколько ей отмечали недавно? Я еще двадцать долларов дал на подарок…»
«Тридцать шесть, — подсказал я возраст, — но мы говорим не о том. Я пришел передать вызов и обсудить детали поединка. Если же вам хочется переубедить Виктора Петровича относительно достоинств и недостатков жены, вы можете написать ему или переговорить перед дуэлью. Но вряд ли ваши аргументы его разубедят, боюсь, выйдет еще хуже. Окажется, что по вашей вине Алла на этой работе стала такой, какой вы сейчас ее представили, и по Виктора Петровича, разумеется, недогляду, что, однако, не извиняет ни того ни другого и требует обоюдной сатисфакции».
Потом мы еще поспорили минут десять, наконец Трипун как бы согласился, то есть поручил Валовому уладить это дело, а сам уехал куда-то. Петр Васильевич спросил меня, есть ли у Виктора Петровича пистолет или деньги, чтобы его купить. Я не знал. Тогда Валовой открыл сейф и достал пистолеты.
«Мы их держим на всякий случай. Контора не из бедных, возможны неожиданности, — объяснил он. — Вы, как секундант Аредова, согласны, чтобы противники стрелялись из этих?»…
Нет, в оружии я ничего не смыслю и марку пистолетов до сих пор не знаю, но это именно те, что лежат на вашем столе, или их двойники, по крайней мере из одной партии… На чем я остановился? Ах да… Я согласился. Он предложил забрать с собой и проверить пистолеты на пустых бутылках или воронах, но я решил сделать это перед дуэлью, как и положено ритуалом. Я почувствовал подвох в том смысле, что Трипун мог перетрусить и вызвать милицию, которая, получив небольшую мзду, упекла бы Виктора Петровича за незаконное хранение оружия… Хорошо-хорошо, за мзду прошу прощения от лица всех, кто так думает…
Нет, так и не проверяли. Я забыл об этом…
Потом мы выбрали место дуэли, вам уже известное, в десяти километрах от города, и время. Валовой спросил, как мы доберемся. Я сказал, что на электричке, а дальше пешком. Он согласно кивнул и сказал, что, если Аредова ранят или убьют, они из человеколюбия доставят его в больницу или морг на своей машине.
Я насторожился, потому что опять почувствовал подвох по интонации фразы, и сказал:
«Надо пригласить врача, так положено».
Тогда Валовой сказал, что они с Трипуном сами доктора, потому что пятнадцать лет назад заканчивали медицинский институт, и они без проблем пригласят кого-нибудь из практикующих сокурсников. Мы договорились созвониться на следующий день, чтобы избежать неувязок и накладок. Валовой еще раз попросил меня убедить Виктора Петровича в безрассудности и бессмысленности его затеи и уладить дело любым способом, хоть деньгами, потому что своя шкура дороже любых денег.
«Но не честь», — ответил я и ушел. Впрочем, не сразу. В коридоре я встретил плачущую Аллу. Оказывается, Трипун уже уволил ее устным приказом и самой же велел подготовить к его возвращению письменный.