Выбрать главу

Я поднял руку в знак прощания, но он воскликнул:

— Минуточку! — и схватил лист бумаги со стола. — Не дадите ли вы мне автограф?

Я еще не достиг такой стадии, когда у меня наперебой просили бы автографы, и потому сказал:

— Конечно.

Он расстегнул пиджак и тщательно выбрал одну из ручек, засунутых во внутренний карман, по-видимому, самую почетную. Подавая ее мне, он сказал:

— Мое имя Майкл П. Стронг, если хотите, можно просто Майк.

Я написал: «Майку» — и спросил, стараясь не подчеркивать сарказма:

— Может быть, хотите, чтобы я подписал: «От покровителя Джайлса Дивора»?

— Нет, просто ваше имя, — ответил он простодушно. — Я возьму автограф у мистера Дивора позднее, когда он будет надписывать свои книги.

— Теперь я могу идти?

— Конечно! Большое спасибо, мистер Джаст, — и он радостно помахал рукой.

4. Томас Вэлиэр. 16.40

Я пытался отыскать киоск «Призм Пресс». В тот момент я не сознавал, да и не мог сознавать, что жизнь человека висела на волоске и что все зависело от того, насколько я раздражен.

Несмотря на то, что в принципе я не одобрял крикливую рекламу, все же в киосках продавали книги, а я люблю книги. И как раз, когда напряженность стала спадать, мне наступили на ногу! Может быть, я сам был виноват — я не смотрел, куда иду, — притом в зале толпилось много народу и трудно было не наткнуться на кого-либо.

Но дело в том, что я болезненно отношусь к тому, что меня топчут. А все из-за удивленного взгляда, обращенного вниз, как бы говорящего: «Вы, оказывается, тут!»

И поскольку обидное фиаско с пресс-конференцией все еще мучило меня, я приветствовал возможность физической разрядки и с силой отбросил обидчика, прошипев:

— На свои ноги наступай, растяпа!

Он качнулся, удержал равновесие, смущенно уставился на меня, пробормотал: — Извини, паренек! — и пошел дальше.

«Паренек»!

Мне сорок два. Пусть я выгляжу моложе своих лет, но никто не даст мне меньше 32. Надо же — паренек!

Он автоматически отреагировал на мой рост, и успокоительное воздействие обстановки сразу прекратилось. Я снова хмурился и был зол на весь мир.

Наконец я разыскал «Призм Пресс». Томас Вэлиэр, который вместе с женой был владельцем этого небольшого издательства, — олицетворение молодого талантливого и напористого администратора. Он достаточно дружелюбен, и я хорошо относился к нему, но не в этот момент. По правде говоря, я испытал острую неприязнь, ибо на витрине не было ни одного сигнального экземпляра моей книги «Будущее — для птиц», а лишь маленькое объявление о ее предстоящем выходе в свет. Зато на прилавке лежало штук двадцать книги Джайлса Дивора «Ушедшие навсегда». Несомненно, они будут розданы крупным книготорговцам.

— Как дела, Том? — спросил я отрывисто.

— Дэрайес! — воскликнул он, заметив меня только после моего вопроса. — Прекрасно! Прекрасно! Уйма запросов насчет «Ушедших навсегда».

Выражение его лица было далеко не радостным, я бы сказал, даже унылым, но меня это не волновало. Мне самому нечему было радоваться.

— Какое мне дело до «Ушедших навсегда»? Как идет моя книга?

Готов поклясться, Том не сразу вспомнил, что в его списке есть моя новая книга.

— Трудно сказать, — проговорил он наконец. — Сигналов еще нет. Мы получим их к съезду американских библиотек.

— По-моему, моя рукопись была представлена раньше, чем рукопись Джайлса…

— Да, я помню.

Я не стал продолжать разговор.

5. Джайлс Дивор (ретроспектива)

Как, черт возьми, это удалось Джайлсу Дивору? Я не мог этого понять, даже когда помогал ему работать над его первым романом. Не понимаю и сейчас. Пишет он плохо, компонует книгу неуклюже. И все же в нем есть какая-то неотесанная сила, которая сразу захватывает вас и не дает вам отложить ее. Вам хочется это сделать, но вы думаете — «ну, еще страничку», а потом — «еще страничку» и еще…

Я познакомился с ним в 1967 году, когда ему был 21 год. Мне было 34, я уже выпустил две книги и считался вполне сложившимся, хотя и не слишком известным автором. Джайлс полагал, что есть смысл показать мне свою рукопись.

Как все другие писатели, я терпеть не могу непрошенные рукописи и жажду новичков получить ценные указания.

Обычно я возвращаю рукописи непрочитанными, но Джайлс был слишком наивен, чтобы послать мне свою по почте. Он явился самолично, даже не договорившись по телефону. Именно эта наивность пробудила у меня нечто вроде стыдливой жалости. Должен признаться, что я не задумываясь перерезал бы литературную глотку юноши, если бы он не подставил ее так доверчиво.