Он ответил ей в том же шутливом духе, и они продолжили легкую болтовню. Попытки втянуть в разговор остальных были не особенно успешны. Кеннет сидел с мрачным видом. Его всегда злило, когда Виолетта флиртовала с другими мужчинами. Антония, когда Виолетта попросила Мезурье убедить свою невесту, что красное ей совершенно не к лицу, ответила с такой жестокой откровенностью, что разговор прервался, словно лопнувшая нить.
– Ты ведь художница? – поспешно спросил Виолетту Рудольф.
– Нет, – ответил за нее Кеннет.
– Ну, может, я и не художница в том смысле, как вы, интеллектуалы, это понимаете…
– Не художница. Ты не умеешь рисовать.
– Спасибо, дорогой. Только я зарабатываю этим на жизнь, – мягко сказала Виолетта. – Видите ли, мистер Мезурье, я делаю афиши и рекламу. Я обнаружила, что у меня есть кое-какие способности… – Кеннет закрыл лицо ладонями и застонал, – …кое-какие способности, – повторила Виолетта, – и, полагаю, моя манера стала модной. У меня всегда было чувство цвета, линии и…
– Да помолчи ты, дорогая! – взмолился Кеннет. – Чувства цвета и линии у тебя не больше, чем у бультерьеров моей сестры!
Виолетта оцепенела.
– Не знаю, пытаешься ли ты меня разозлить, но…
– Ангел мой, я ни за что не стал бы тебя злить, только держи язык за зубами! – попросил Кеннет.
– Понятно. Я должна сидеть молча, а ты будешь высказывать свои взгляды.
– Кеннет, она совершенно не способна молчать, – рассудительно сказала Антония. – Он имеет в виду – не говори об искусстве.
– Спасибо. Я прекрасно знаю, что в искусстве никто, кроме Кеннета, ничего не смыслит.
– Ну а если знаешь, то какого черта…
– Шампанское! – воскликнул Рудольф, воспользовавшись паузой. – Мисс Уильямс, вы не откажетесь? Тони?
– Почему в этом доме никогда нет льда? – спросил Кеннет, внезапно сменив тему разговора.
– Потому что на те деньги, что предназначались для покупки холодильника, мы купили дубовый сундук, – ответила Антония.
Благодаря перемене темы и шампанскому компания не распалась окончательно. Об искусстве никто больше не упоминал, и когда все четверо поднялись из-за стола и перешли в другой конец комнаты, Виолетта смягчилась по отношению к Кеннету, страстно желавшему загладить вину. Рудольф вызвался сварить турецкий кофе, если Мергатройд не будет возражать. Они с Антонией пошли в кухню и под пренебрежительным, но снисходительным взглядом Мергатройд сварили напиток. Турка он привел бы в недоумение, но пить его было можно.
Вечер был теплый, и от суеты Антонии стало так жарко, что она объявила о намерении принять ванну. Удалившись в ванную, она через четверть часа вернулась в пляжной пижаме, которая ей очень шла, но возмутила Мергатройд. Та сказала, что девушке должно быть стыдно, ведь сегодня воскресенье и все такое прочее. Кеннет, к неудовольствию Виолетты, снял пиджак и разлегся на диване, подложив руки под голову и расстегнув верхнюю пуговицу рубашки. Виолетта грациозно опустилась на лежавшую на полу подушку. Вид у нее был спокойный и хладнокровный. Рудольф Мезурье, расстегнувший для прохлады чересчур приталенный пиджак, прислонился к подоконнику и выпускал колечки табачного дыма.
Через десять минут раздался звонок в дверь.
– Это, наверное, Джайлс, – сказала Антония.
– Господи, я и забыл, что он должен приехать! – воскликнул Кеннет.
Виолетта машинально потянулась за косметичкой, но не успела даже посмотреться в крохотное зеркальце, как Мергатройд ввела гостя.
– Мистер Джайлс! – сурово объявила она.
Джайлс Каррингтон остановился на пороге и с насмешливым удивлением оглядел группу.
– Вы олицетворяете картину светской жизни и вульгарного существования, – заметил он. – Загораешь, Тони?
– Входи, налей себе выпить, – пригласил Кеннет. – И не бойся сказать нам самое худшее: здесь все свои. Наследник я или нет? Если да, мы купим холодильник. В этой чертовой квартире нет льда.
Джайлс не обратил на его слова ни малейшего внимания, но улыбнулся Виолетте.
– Бессмысленно ожидать, что кто-то из моих двоюродных нас познакомит. Моя фамилия Каррингтон.
– Вы правы, они безнадежны. Моя фамилия Уильямс. Вы знаете, я невеста Кеннета.
– Не знал, но поздравляю его. Добрый вечер, Мезурье.
– О, как любезно с вашей стороны! – сказала Виолетта, игриво глядя на Джайлса.
– Это всего лишь его прекрасные итонские манеры, – охладила ее пыл Антония. – Джайлс, когда дознание?
– Во вторник. Тебе нужно присутствовать.