Так вот почему все пропахло мятно-валериановыми каплями…
— Сейчас мы проверяем, нет ли в крови Минтона каких-либо ядов, вам придется подождать еще пару дней, — закончил Неттлби.
— Спасибо, — выдавил Уинстон и повесил трубку.
Значит, все-таки сердечный недуг…
Острая сердечно-сосудистая недостаточность. Если ядов не окажется, то дело придется закрыть. Естественная смерть. Никакого преступления.
Но почему-то Уинстон не испытывал привычного удовлетворения от того, что все прояснилось. И спустя пару мгновений он понял почему.
Сердечный недуг — был, запах мятно-валериановых капель — тоже. Значит, ему, Уинстону, не почудилось, Минтон действительно принимал самое распространенное лекарство. Может быть, пролил на костюм, оттого и сохранился на дорогом твиде резкий стойкий аромат.
Но пузырька из-под капель нигде не было.
Ни в вещах, ни в карманах, ни в купе.
Часть 2
Мехмастер Антонио Климетти хандрил и терзался подозрениями. Терзался подозрениями и хандрил.
И оттого работа не клеилась, редкие клиенты спешили закончить беседу и покинуть приемную, а подмастерья бесстыдно дышали перегаром от дешевого портвейна.
А дела шли хуже некуда. И стоило впереди блеснуть искорке надежды, как она сразу угасла.
На родине, в Лации, Антонио был знаменит. К нему обращались за уникальными устройствами и механизмами. Потолочные часы с маятником, имитирующим Луну? Робот, способный подметать пол и драить стены? Крошечный механический котенок, который будет резвиться в экстравагантной прическе главной модницы Ромы, пока не кончится завод? От работы Антонио получал ни с чем не сравнимое удовольствие.
Потом на горизонте замаячила война. Он поспешил покинуть Рому. Он терял вдохновение в атмосфере тревоги и страха.
Но вторая родина тоже увязла в войне. Клиентов становилось все меньше. Владельцы крупных капиталов пару раз интересовались Антонио, обещали запустить массовое производство — то уборочных роботов, то заводных вентиляторов. «Если их раскупят, маэстро, мы с вами озолотимся, и это будет только начало!»
Но потом они исчезали… Спустя месяцы Антонио узнавал, что они вложились в выпуск снарядов, танков и дальнобойных ружей. И долго не мог вернуться к работе, остро чувствуя собственную бесполезность и приканчивая остатки лацийского вина. Запасы, привезенные из Ромы, иссякали слишком стремительно, и от этого меланхолия Антонио делалась еще чернее.
Когда еще один богач обратился к нему за чертежами механических протезов рук и ног, Антонио уже боялся верить в удачу.
Он запрещал себе верить. И одновременно придумывал схемы и модели. Война искалечила многих, в полевых госпиталях ампутации делались сотнями. Кощунственного «озолотимся» не прозвучало, но оно витало в воздухе.
«Я закончу кое-какие дела в Пуле, вернусь и сразу телефонирую вам», — пообещал богач.
Его звали Бенедикт Минтон.
Бенедикт… Бенедетто… «Благословенный»… Может, это и было благословение, ниспосланное свыше?
Мистер Минтон уехал.
На следующий вечер в приемной Антонио появился новый клиент.
Нехорошие мысли охватили мехмастера, едва посетитель ступил на порог. Одет он был неброско — в серый плащ с капюшоном, из-под которого виднелись ничем не примечательные черные брюки и ботинки. Но Антонио так и не рассмотрел его лица.
— Я воспользуюсь правом приватности, если вы не возражаете, — непринужденно сказал гость и извлек из кармана черную маску, оставлявшую открытыми только нос и рот. Кажется, такие маски предлагали в публичных домах тем, кто хотел сохранить инкогнито.
Он закрепил ее на голове и лишь тогда сел в кресло для посетителей за изогнутым журнальным столиком.
У Антонио глаза полезли на лоб.
— У вас какое-нибудь… деликатное дело? — осторожно уточнил он.
— Да. Именно так, — чуть поколебавшись — а может, это была его естественная манера отвечать, — подтвердил гость. — Очень деликатное. Мне нужен флакон для духов.
Голос у него был негромким, низким и очень уверенным. Так говорят люди, привыкшие, что любое их указание тотчас исполняется.
— Флакон для духов, — повторил Антонио.
— Флакон, который работал бы сам собой. Положим, за счет расширения воздуха. Это возможно?
— Да, — кивнул Антонио, борясь с желанием увеличить огонь в газовом рожке и рассмотреть хотя бы пол-лица незнакомца. Но тот склонил голову так, что подбородок тонул в густой тени. — А скажите…