Слово взял сэр Малькольм:
— Вы хорошо знаете всех членов ложи и действительно уверены, что никто из них не виновен?
Дин решительно покачал головой:
— Никто из них не мог убить Джона! Я не раз прокрутил все это в голове… Не понимаю, что же, в конце концов, произошло, и до сих пор спрашиваю себя: может, с беднягой и правда случился сердечный приступ?
— Пожалуйста, расскажите коротко о господине Энтони Хиклсе.
— Хиклс богатый промышленник. Он, как и я, был ближайшим другом Ливингстонов. Иногда мы собирались вчетвером поиграть в бридж, то у одного, то у другого. Хиклс прекрасно играет в теннис, как и Джон, он тоже играл великолепно. Они довольно часто встречались в Гринвичском клубе, куда когда-то хаживал и я. Нет, поверьте, Хиклс человек честный и прямой. Не стоит его подозревать.
— А мэтр Артур Куперсмит, адвокат?
— О, этот сама непреклонность! Конечно, иной раз бывает несколько придирчив, но тут уж профессия обязывает. С Ливингстоном у него были скорее деловые отношения, но они друг друга уважали.
— Куперсмит служил адвокатом в банке Ливингстона?
— Точно не скажу. Лучше сами его спросите.
— А Питер Шоу?
— Это мой любимчик! Как вы, верно, знаете, он журналист, а еще пишет романы, правда, на мой взгляд, уж слишком постмодернистские. Джойс, ирландский писатель, вскружил голову всем этим юным дарованиям, хотя им было бы куда полезнее подражать Диккенсу. Впрочем, если в двух словах, Питер хороший малый. Как и все творческие люди, сидит почти без гроша, к тому же сентиментален. Такой и мухи не обидит.
— В ложе состоит еще и управляющий банком Ливингстона…
— Да, Сирил Бронсон. Этот добился всего сам. Преодолел все иерархические ступени в банке снизу доверху, причем делал это решительно и толково, и Джон всегда его ценил. Он человек исключительной честности. Сам я знаю его мало. Но обрядоначальник из него хоть куда. Думаю, он мог бы стать прекрасным военным.
— Расскажите о докторе Келли…
— Стэнли Келли вот уже тридцать лет мой личный врач. Опытный, безошибочно ставит диагнозы. У него, насколько мне известно, только два недостатка — меланхолия и чревоугодничество. Обратили внимание на его полноту? Так вот, он завсегдатай всех гастрономических клубов Лондона и его окрестностей.
— Женат?
— Его жена погибла десять лет назад в автокатастрофе. Второй раз он так и не женился. Может, именно от этого у него чрезмерный аппетит и вечная хандра. Он восполняет…
— А Майкл Вогэм, кто он, собственно, такой, если отвлечься от его увлечения континентальными уставами и цветоводством?
— Прекрасный товарищ, золотое сердце. В своем роде поэт. Входил в ограниченный круг друзей четы Ливингстон.
— Значит, он дружит и с господином Хиклсом…
— Верно, хотя они совершенно разные: Хиклс человек деловой, общительный, а Вогэм скрытный, замкнутый. Часами может любоваться какой-нибудь розой…
— Знаю, — сказал сэр Малькольм. — Он же получил первую премию на последнем конкурсе цветоводов в Хампстеде, благодаря своей розе «Элизабет-Мэри», и потом даже преподнес букет Ее величеству. Ведь не случайно он нарек свое детище в честь обеих ныне здравствующих королев?
— Гм, конечно, в самом деле, — вдруг смущенно проговорил Уинстон Дин.
— Но, — продолжал сэр Малькольм, как будто не заметив смущения старика, — вы не рассказали еще об одном члене ложи…
— Да? О ком же?
— О Джоне Кертни, полагаю! Я видел его имя в книге записей вашего секретаря. Он ведь один из отцов-основателей, так?
— Верно, но мы мало видимся. Он редко бывает в Великобритании.
— Чем же он занимается?
— Подыскивает новых покупателей и поставщиков для своей компании, что-то в этом роде… Реализация и сбыт товаров… Но почему вы о нем заговорили? Ведь в тот злополучный день его не было в ложе…
— Мы обязаны проверить все возможности, — рассеянно проговорил сэр Малькольм.
— Боже мой, — воскликнул Досточтимый Дин, — какой ужас! Мы все под подозрением! Неужто под конец жизни я заслужил такое испытание?
Друзья оставили Уинстона Дина в подавленном состоянии, красноречиво говорившем о том, что он и правда не понимал, насколько неприятно положение, в котором он вдруг оказался из-за смерти Ливингстона.
— Давайте-ка теперь проведаем Энтони Хиклса, — сказал сэр Малькольм, когда они снова сели в машину. — Сдается мне, у него есть половина ключа от нашей загадки.
— Как это?
— Во всяком случае он наверняка сможет точнее старика Дина оценить то, что произошло на самом деле. По крайней мере, надеюсь… Одно из двух: или Дин потерял память, или госпожа Ливингстон нас обманула.
— Насчет чего? — удивился Форбс.
— Насчет Джона Кертни. Кто же он на самом деле, торговый посредник или пианист?
Глава 10
Конторы Энтони Хиклса размещались в зданиях, возвышавшихся неподалеку от моста Челси. Конторские окна выходили на Баттерси-парк. Это был целый комплекс, современный, из стекла и бетона, который не понравился сэру Малькольму с первого взгляда. Благородный сыщик никак не мог взять в толк, почему сейчас уже не строят из настоящего камня и настоящего же дерева: ведь природные материалы создают подлинный уют. У главного входа высилась огромная рождественская елка. А в главной конторе их встретила неприятной наружности секретарша в очках. Старший инспектор предъявил служебное удостоверение, но оно не произвело на пребывавшую в плохом настроении дамочку ни малейшего впечатления.
— По какому делу? — недовольно спросила она.
— По личному, — ответил Форбс.
— Я не могу беспокоить господина Хиклса по пустякам.
Кровь так и ударила в голову старшему инспектору.
— Вы немедленно доложите своему начальнику, что у Скотланд-Ярда к нему вопросы, иначе я заберу вас с собой за сопротивление полиции. Ясно?
— Ну хорошо, хорошо. Зачем же так сердиться…
И дамочка наконец соблаговолила позвонить Энтони Хиклсу по прямому номеру.
— У патрона совещание, он примет вас, как только оно закончится.
— Это надолго?
— Не знаю.
Друзья прождали около часа. Форбс был вне себя.
— Не нравится мне это дело, совсем не нравится. Во-первых, я ничего не понимаю. Какие-то уставы… Какие-то люди со своими чудными церемониями… Потом, я есть хочу.
— Я же сказал, нас ждет великолепный греческий ресторан…
Форбса это ничуть не обрадовало. Наконец появился Хиклс. В сером костюме по последнему слову моды.
— Проходите, господа. Надеюсь, я не заставил вас долго ждать. Сегодня у нас обычное еженедельное совещание…
Его кабинет был заставлен специальными книгами по Индии, Китаю, Вьетнаму… Заметив, с каким интересом сэр Малькольм их рассматривает, бизнесмен пояснил:
— Это все наши зоны свободного предпринимательства. Текстильная промышленность — самая выгодная сфера вложения в этих развивающихся странах.
— Вы, как я понимаю, занимаетесь чем-то вроде проектирования. Судя по схемам в вестибюле…
— Это комплекс в Хадонге, во Вьетнаме, проект ковровой линии. Вьетнамцы получают из Восточной Германии шерсть, перерабатывают, ткут из нее ковры на китайский манер и поставляют тем же китайцам.
— И стоит это, должно быть, намного дешевле, чем английское производство… — предположил сэр Малькольм.
— Вот именно… А я вас узнал. Вы были вчера в храме… По этому поводу, наверно, и пришли? Знаете, я почти ничего не понял из того, что произошло в тот скорбный день…
— Вы были свидетелем убийства… — заметил Форбс.
— О, слишком громко сказано! Убийства! Джон был моим ближайшим другом. Даже представить себе не могу, чтобы кому-то вдруг взбрело в голову его убить. Однако прошу вас, присаживайтесь.
Они сели за круглый столик, на котором лежало несколько проспектов станочного оборудования.
— Господин Хиклс, — начал сэр Малькольм Айвори, — насколько нам известно, речь действительно идет об убийстве. Иначе мы бы сюда не пришли. Будьте любезны, опишите, и по возможности точнее, как развивались события, когда произошло, опять же заметим, самое настоящее убийство.