В камине треснул уголек, и от неожиданности я даже слегка подпрыгнул. Бенколин крепко держался за подлокотники своего кресла.
– Так вот, мне следовало бы догадаться об этом давным-давно! Клодин приготовила западню для Одетты Дюшен. Мы знаем, что там произошло. Мы знаем, что на самом деле Галан добил девушку, когда она выпала из окна. Но Клодин Мартель была уверена, что ее подруга погибла в результате падения, от удара головой о камни, – возможно, так оно и было! – и считала, что это ее вина. Ее жалкий маленький мирок распался на части. Она больше не чувствовала себя прежней веселой и циничной искательницей приключений, которая хватается за любое удовольствие, потому что удовольствия – главная цель ее жизни. Она вернулась в тот вечер домой разбитой и в каком-то оцепенении. Она вернулась домой – как поступают все дети. И вот Клодин Мартель крадется к себе по этой огромной лестнице, освещенной лунным сиянием. Ей мерещится, что за ней гонятся полицейские – огромные детины с кокардами на фуражках. Она осквернила богов своего очага. Она послала последнее дочернее проклятие вещам, которые ненавидит, и, произнеся его, отправила на смерть невинную девочку, которая в жизни никому не причинила ни малейшего вреда. Видела ли она лицо Одетты Дюшен при лунном свете? Не знаю… Но ее мать не спала. Ее мать пришла к ней в комнату и неуклюже попыталась выяснить, что с ней случилось. И что тогда? Клодин не осмеливается никому рассказать правду. Но ей нужно кому-то довериться, с кем-то поговорить об этом страшном происшествии, чтобы попросту не сойти с ума. И тогда она полушепотом в темноте, в объятиях матери, рассказывает ей все… рассказывает глухой! Она знает, что мать не слышит ее исповеди, но ей необходимо прижаться к кому-то и излить душу. Она рассказывает все. Кошмар этого вечера снова нахлынул на нее, пока мать гладила и баюкала ее, как ребенка, пытаясь утешить – и не слыша ни единого слова!… Но истерическую исповедь Клодин все же кое-кто услышал. Это был ее отец, все еще пытающийся понять, все еще до сумасшествия преследуемый шепчущими в голове голосами…
Шомон застонал. Его стон разнесся по всей комнате, где царила мертвая тишина, но никто не посмотрел на него – в тот момент никто не мог думать о нем. Все мы видели перед собой неподвижно стоящего старика, залитого лунным светом…
– Сидел ли он перед этим в своей библиотеке, терпеливо ставя одну на другую костяшки домино и слушая бой часов? Бодрствовал ли перед старинной книгой и бокалом старого вина, повторяя себе, что не пристало ему сомневаться в девушке из семьи Мартелей, и все же подозревая Клодин, слыша в голове эти невыносимые голоса? До этой ночи он мог сомневаться. Теперь он был уверен. Он своими ушами услышал о клубе, узнал, что его дочь не просто опорочила его имя скандалом, не просто стала причиной смерти невинной девушки. Самое ужасное, что Клодин – обыкновенная сводня, постоянная посетительница борделя. Она порочная. Она падшая… – Бенколин перевел дыхание. – Думаю, нам нет необходимости сейчас прослеживать ход его мыслей. Полковник Мартель предложил изложить это в своих показаниях. Все же мне кажется, что он не думал, как о чем-то конкретном, об убийстве дочери. Может быть, ему хотелось войти в комнату и задушить ее при свете луны прямо в постели. Но он настолько оцепенел от гнева, что не мог двинуться с места. Думаю, что он просидел так до рассвета, глядя в окно. А на следующий вечер… он услышал телефонный разговор. Его дочь договаривалась с Джиной Прево снова встретиться в клубе. Им необходимо узнать, что Галан сделал с телом, они должны быть уверены, что находятся в безопасности… И вот ровно в половине десятого полковник надевает свой необъятный плащ, берет с собой палку с золотым набалдашником, чтобы выйти из дома, как он делал сорок лет, направляясь к своему другу играть в карты. Но в этот раз он туда не пошел… Что он делал почти два часа, прежде чем войти в музей, мы, наверное, никогда не узнаем. Думаю, просто ходил по улицам, и чем дольше ходил, тем мрачнее становился. Он знал о двух входах в клуб – Галан рассказал об этом уже давно, – но не знал, каким путем войдет его дочь, через музей или с бульвара. Возможно, сначала он просто намеревался посмотреть ей в лицо там, в присутствии ее сообщницы, и показать, что он все знает. Я не убежден, что у него вообще был какой-нибудь определенный план, ибо, вы знаете, у него не было с собой никакого оружия. И вот он видит улицу Сен-Апполин, ее дешевую роскошь, грохочущую музыку, – впервые видит тот мир, который любила его дочь. Худшего яда не придумать. Он входит в музей уже вне себя от бешенства. А тут еще этот полумрак и со всех сторон великие мертвецы Франции, отлитые в воске… Вы понимаете?! – вскричал Бенколин, с размаху ударив кулаком по ручке кресла. – Господин Августин был прав. Музей восковых фигур, этот призрачный мир, завораживает сознание. У разных людей он вызывает страх, смех или преклонение. Но никто не испытал на себе его влияния в большей степени, чем этот старик, всю жизнь проживший в сумеречном полумраке, созданном собственными руками. Он всю жизнь слышал о прошлом. Теперь он увидел его воочию. Я вижу, как он заходит в Галерею ужасов. Вокруг никого. Я вижу, как он стоит там в одиночестве, и для него это вовсе не Галерея ужасов… Он видит людей, которые убивали или были убиты во имя абстрактных идеалов. Он видит, как жестокость и безумие обретают что-то вроде устрашающего величия. Он видит террористов, с суровыми лицами взирающих на то, как в корзину сыплются головы из-под гильотины. Он видит испанских инквизиторов, без тени жалости сжигающих на кострах еретиков во славу Господа. Он видит, как Шарлотта Корде закалывает Марата и как Жанна Д'Арк отправляется на костер во имя идеи – страшного кодекса чести, от которого не отступают! Вот что увидел в Галерее ужасов полковник Мартель, единственный из тех, кто когда-либо там побывал… Я вижу, как он стоит, прямой, в черном плаще, сняв шляпу, залитый зеленым светом. Он считает, что теперь вся тяжесть ответственности лежит на его плечах. Он вспоминает, что представляет собой его дочь и что она совершила. Музей безлюден. Через мгновение – он об этом не знает – господин Августин выключит свет. Вот-вот должна появиться эта шлюха, эта убийца, эта сводня – его родная дочь. Он слышит последнюю дробь барабанов, поступь великого прошлого, которое проходит перед ним, выйдя из могилы. Да исполнится воля Твоя! Он медленно подходит, все еще со шляпой в руке, и вырывает кинжал из груди Марата.