— Расходись… Неможно…
Грищенко продолжала:
— «Брюки зеленого цвета с кожаным ремнем, кальсоны, трусы… На ногах обуты кирзовые сапоги…» — склонялась, рассматривала, что-то вымеряла пальцами, потом достала из чемоданчика раскладную линейку, мерила, записывала: — «На правой поле рясы на уровне живота имеется поперечное повреждение ткани… длиной примерно 4,5 см… на свитере примерно 6 см… Ткань в области повреждений пропитана кровью».
«Зарезали…» — терпеливо сносили неожиданное «послушание» понятые.
— «На подряснике… повреждение… на кофте… нательной рубашке…»
Оголила живот инока.
— А нас можно заменить? — вдруг спросил абхазец, глянув на людей вокруг.
— Какой неугомонный! Что, не знаешь, что коней на переправе не меняют? — едко произнесла Грищенко. — У меня каждый день мертвяки…
— А это не мертвяк! — вырвалось у москвича.
— Так, ребяты-демократы. — Распрямилась. — Вы что, хотите к этим злодеям?.. — Посмотрела затяжным взглядом на УАЗ.
В этот момент к машине подбежала собака и, забросив передние лапы на подножку, сунула нос в открытую дверцу к кирзачам бородача и сильно загавкала.
Бородач отдернул сапоги от ищейки.
Кинолог оттащил пса.
Оперок залез в УАЗ и мигом защелкнул на руках бородача наручники.
— Ладно-ладно, — спохватился абхаз, предчувствуя недоброе.
И одернул москвича за руку.
Прокурор-криминалист с улыбкой произнесла:
— Первый кандидат в убивцы есть… Что, продолжаем?
— Продолжаем, — кивнули разом понятые.
Грищенко записывала:
— «…повреждения на теле в области живота сразу же выше пупка… рана… около 6 см… в ране… петли кишечника…»
Пробовала открыть иноку рот, нажимала на светло-фиолетовые пятна на коже, потом перевернула его тело.
«Сильная баба».
На досках выделилось большое бурое пятно.
— «…на задней поверхности трупа в левой поясничной области рана… примерно 5 см…» — говорила то громко, то себе под нос Грищенко.
«Сквозное».
Москвич читал молитву.
Абхазец заторможенно смотрел на секундную стрелку часов на руке инока: она еще двигалась.
Следователь Мортынов вернулся и повесил шинель на кол ограды.
Подошел к коллеге:
— Здесь лежал инок Трофим… — показал на настил с пятнами. — Его унесли…
Пятна бурого цвета на звоннице, где лежал инок Трофим
Фуражка на штакетнике
Прокурор-криминалист продолжала:
— Ясненько… «На юго-западной части площадки звонницы на деревянном полу бурое пятно…».
«Много пятен».
— А вот вещдок! — Грищенко сняла со штакетника кепку: — «На заборе звонницы… висит кепка коричневого цвета из вельвета без козырька».
Покрутила.
— Изымаем… — произнесла и, словно примеряя кепку к понятым, посмотрела на непокрытые головы москвича и абхазца: — Может, из вас кто обронил…
Понятые побелели.
Протянула кепку следователю:
— Пусть по ней поработает собачка…
— Слухаю, — отрапортовал Мортынов.
3. Осмотр продолжается
— Фу, — прокурор-криминалист вытерла рукавом пот с лица.
— Может, передохнем? — спросил москвич.
— Покой нам снится только на том свете… — отрезала Грищенко.
— Вон шинель, — Мортынов показал на солдатскую одежду на столбе ограды.
— Мой друг, вы всегда вперед батьки в пекло…
— Зато бобик забит.
— Знаю-знаю, видела… Не забудь мой сундучок, дружище, — бросила важняку.
Отказать представительнице прекрасной половины человечества, хоть и Железной Ларисе, Мортынов никак не мог. Покорно взял кепку и чемоданчик и теперь в одной руке держал чемодан, а в другой — портфель и головной убор.
Прошли к ограде.
Грищенко продолжала записывать:
— «К востоку от храма находится… огороженный забором в виде вертикальных столбов… Внутри ограды… деревянный крест. На колу ограды… висит солдатская шинель без знаков различий». — Она сняла шинель и, пристально глядя на москвича, спросила:
— Какой размер?
— Да где-то 48‑й… — ответил тот.
— «Шинель 48 размера», — поправила на руке перчатку, сунула руку в карман шинели и выдернула, словно обожглась. — Чуть не порезалась! — разглядывала палец.
Шинель на ограде
Грищенко осторожно вытащила нож.