Мы все возмущенно на него посмотрели. То есть никто даже и не скрывал своего настоящего отношения к графине перед всей семьей, а он лицедействовал. Какая наглость! И не рассказал нам! Еще пуще покраснев под нашими взорами, Ирьям попробовал оправдаться.
— Да это случайно вышло…
Миледи Мэриана презрительно фыркнула, Орландо ее поддержал и демонстративно повернулся к брату боком, а Гарри прикрыл лицо рукой, — ему было стыдно за родного отца.
Господин Рэдманд посмотрел на меня в последнюю очередь. Он долго не отрывал взгляда от ковра, изучая узор, но все-таки поднял на меня несчастные глаза. Мне показалось, что он умоляет меня не сознаваться в грехах, но я, вероятно, ошиблась, ведь он следователь, а это его работа…
А мне не в чем сознаваться.
— Я очень уважала и даже любила графиню Аурелию. — Честно сказала я. — Так что у меня не было резона на нее покушаться.
После этих слов господин следователь видимо расслабился и в который раз за это утро тяжко вздохнул.
— Скажу правду. Буквально пару минут назад мне не верилось, что кто-то из вас был способен убить миледи Аурелию, но то, что вы сказали… — Господин Эммер пожевал губами, подбирая слова. — Это шокирует, пугает, а еще это кажется безумным.
Мы, как по команде, пожали плечами. Мы привыкли.
Заметив этот жест, следователь ухмыльнулся, но в следующую же секунду вновь стал серьезней некуда — негоже на работе улыбаться.
— Тем не менее, я хочу сказать, что… — Договорить господину Рэдманду никто не дал: двери в малую гостиную с грохотом распахнулись, и на пороге появился наш дворецкий, — Франциск Швайн — глубоко старый (старше даже графини) мужчина в выцветшем черном фраке (который он наотрез отказывался выкидывать, сколько бы мы ни предлагали), с полностью седой копной волос и по-стариковски водянистыми глазами. Господин Франциск подслеповато прищурился, отыскал взглядом следователя и дребезжащим старческим голосом оповестил:
— Послание для господина следователя Рэдманда Эммера.
Следователь на секунду прикрыл глаза, а потом любезно поблагодарил дворецкого.
— Оставьте послание на столе. — Не оборачиваясь к Франциску, велел господин Рэдманд и продолжил: — Так вот, я хочу сказать, что ве…
— Послание для господина следователя Рэдманда Эммера!! — Срывающимся голосом продрюзжал дворецкий.
— Я сказал положить на стол. — Злобно рявкнул господин Эммер.
— Послание для господина следователя Рэдманда Эммера!!! — На пределе сил прокричал Франциск. От надрыва старик покраснел и от виска его стекла капелька пота.
— Положи! На! Стол! — Взбеленился следователь, но не успел он закончить, как дворецкий вновь заверещал:
— ПОСЛАНИЕ ДЛЯ ГОСПОДИНА СЛЕДОВАТЕЛЯ РЭДМАНДА ЭММЕРА!!!
— ДА ВЫ ЧТО, ИЗДЕВАЕТЕСЬ! — Вскочил с облюбованного недавно кресла господин Эммер, но тут уж я решила вмешаться.
Кинувшись к дворецкому и дернув надрывающегося старика за рукав, я прокричала ему в самое ухо:
— ХОРОШО, ПОЛОЖИ НА СТОЛ!
Франциск тут же замолк, внимательно посмотрел на меня, чинно кивнул и, выдрав свой рукав из моих рук, пошел в середину комнаты к столу — оставить письмо.
Когда двери за стариком закрылись, я повернулась к покрасневшему от злости следователю и, сложив руки на груди, сказала:
— У господина Франциска туго со слухом, он почти глухой.
Следователь с протяжным страдальческим стоном спрятал лицо в ладонях.
Часть 13.
***
Мягкий свет восковых свеч не давал утонуть в темных мыслях, возвращая меня в реальность. Этот бесконечно длинный день закончился, но результаты не утешали. Трупа графини Аурелии на месте преступления не оказалось, хотя лужа засохшей крови явственно намекала на то, что убийство не было плодом больной фантазии сумасшедших членов семьи. Я не сильно удивился: довольно часто тела убиенных прятали, ведь, как говорится "нет тела — нет дела", но перспектива искать труп по всей территории поместья оптимизма не внушала. К тому же семейка Мансекских изрядно потрепала мне нервы утром, а из прислуги я успел допросить только дрессировщика Феррона, повара Каспара и его помощников — Лиззи и Андро, а также около десятка горничных, одна из которых — дама с невообразимым размером бюста — делала мне непристойные предложения. Причем с таким напором, что я не выдержал и пяти минут разговора с ней — сбежал в свою комнату, которую, по моей просьбе, мне выделили на третьем этаже, под самой крышей. На самом деле, почти весь этот этаж был отдан прислуге и рабочим, а потому и выглядел куда проще, чем первые два этажа, но комната была действительно достойной: хорошая дубовая мебель, большая кровать с балдахином, даже имелся небольшой балкон с прекрасным видом во внутренний двор (который заканчивался виднеющейся вдали полосой леса). Для прислуги это было роскошно, я тоже не жаловался.