Откинувшись на спинку кресла (видимо, откуда-то для меня принесенного), я еще раз пробежался взглядом по лаконичным строчкам:
«Забрал штатного патологоанатома на другое дело. Команду тоже. Приедем завтра днем — готовь доклад.
Барон Фергус Тироун.»
Я не смог скрыть своего облегчения, когда впервые прочел послание, переданное глухим дворецким. К сожалению, за сегодня труп графини так никто и не нашел, что очень меня обеспокоило: я был уверен, что тело убитой не вывозили за пределы территории, но новость о том, что из поместья (фактически, из-под моего носа) уехали трое слуг, пошатнула мою веру в свою догадку. После этого я заимел не слишком приятный разговор с миледи Мэрианой, настаивая на том, чтобы за ворота больше никого не выпускали без моего на это одобрения. Женщина спокойно, но достаточно грубо высказалась о том, что думает о моих методах расследования, но приняла меры: собрала всю прислугу и безразличным тоном сообщила, что отныне и до завершения расследования они не имеют права покидать территорию поместья. В своем рассказе миледи, разумеется, выставила меня жестоким диктатором. Надо ли говорить, что после такого мне все отвечали сквозь зубы?
Завтрак в семье Мансекских так и не состоялся из-за нашей долгой беседы, обед я пропустил — гонялся за горничными, а потом бегал от той самой активной девушки, поэтому на ужин так и не спустился. Немного страшно покидать комнату, когда тебя намеренно выслеживает хищник с выдающимися… с впечатляющими… в общем, опасный хищник.
И вот я сидел в полумраке, задумчивый, мрачный, голодный и немного злой, когда ко мне постучались. На рефлексах открыл дверь и замер в замешательстве: в коридоре никого не было. Подумав, что это глупая шутка шестилетнего Гарри, я нарочито громко захлопнул дверь и пошел обратно к креслу.
Но в дверь снова постучали.
Процедив ругательство, я в два шага оказался у двери и вновь ее открыл.
А там — никого.
В горле образовался тугой ком. Либо сумасшествие семьи Мансекских заразно, либо это действительно чья-то плохая шутка, либо… либо это дух убитой графини. Сглотнув вязкую от страха слюну, я несмело, но ровно спросил:
— Графиня Аурелия, это вы?
Сзади раздался грохот, затем треск и еще один удар. Развернувшись, я чуть было не умер от сердечного приступа. За окном висело тело графини. Темный траурный балахон, как у тетушки-Смерти, бледное мертвое лицо с темными провалами глаз, длинные седые волосы… Тело, заметив, что я смотрю на него, поправило балахон на плечах и еще раз, но гораздо тише и аккуратнее, постучалось в стекло. Наверное, именно это и вывело меня из ступора и заставило задуматься: а графиня ли это?
Подхватив со стола подсвечник, я приблизился к окну и до рези в глазах всмотрелся в висящий за окном силуэт. И только теперь до меня дошло, что силуэт вовсе не парит, а стоит на моем маленьком балконе. Распахнув дверь, я во все глаза уставился на леди Алессу. Девушка робко улыбнулась, снова нервным жестом поправила черную вязаную шинель, намотала на палец светлую прядь, казавшейся серебряной в свете луны и застенчиво поздоровалась. Я поздоровался в ответ.
— Господин Рэдманд, вы сегодня ничего не ели. — Сказала девушка. — Я подумала, что вы, должно быть, очень голодны и… — Леди Алесса прищурила глаза и заговорщицким тоном закончила: — И я предлагаю прогуляться до кухни.
Честно говоря, я растерялся. Во-первых, от пережитого страха, во-вторых, еще ни одна приходящая ко мне в ночи девушка не предлагала сходить поесть и, в-третьих, высокородные леди, к коим леди Имистоун, несомненно, относилась, не могут ходить к мужчинам без камеристки, тем более ночью. Но саму леди это, видимо, совсем не волновало.