— Леди Алесса, а как вам живется в семье Мансекских?
Я напряглась. Почему-то было обидно. Я понимаю, что у следователя на первом месте стоит раскрытие дела, а я вроде как подозреваемая, но мы ведь вполне себе по-дружески сейчас общались…
Заметив мое изменившееся выражение лица, господин Рэдманд поперхнулся и поспешно заверил, что спросил из праздного любопытства.
— Понимаете, леди Имистоун, семья Мансекских довольно… — Мужчина замер, пытаясь подобрать слово помягче, но я и так поняла, что он хотел сказать.
— Необычная или даже странная. — Облегчила ему задачу. Господин подарил благодарный взгляд. — Знаете, я с вами соглашусь. Когда я только приехала в поместье, меня встретили… — Замявшись, я все же решила пооткровенничать. — Не слишком радушно.
— Из-за чего?
— Дело в том, что графиня Аурелия заранее объявила о том, что я ее преемница. — Горько хмыкнув, я продолжила. — Разумеется, это известие не понравилось никому. Миледи Мэриана, как мне кажется, до сих пор не смирилась с этим фактом. Виконт Гэйлорд тоже был, мягко говоря, не в восторге. — Я помолчала, вспоминая события давних лет. Господин Рэдманд был джентльменом, а потому тактично подождал, пока я сама продолжу. — Но у меня была защита. Миледи Аурелия в день моего приезда заявила, что в случае моей внезапной смерти, поместье и земли отойдут императорской короне, а деньги будут определены в детские дома.
— Это было бы благородно с ее стороны.
— Да. — Сказала я. — Графиня Аурелия вообще была достаточно благородной леди. И сострадательной… — Сбившись, я судорожно вздохнула и зашептала: — Она любила свою семью, господин Рэдманд. Она безумно любила внуков, Ирьяма и Орландо, она уважала миледи Мэриану, хоть та упорно старалась не замечать этого, также графиня полюбила и меня, как свою родную дочь. Да, она была строга. Порой она была даже жесткой. Но миледи Аурелия казалась нам таковой исключительно из-за различного мировоззрения. Временами она могла вести себя спонтанно, возмутительно, а иногда неукоснительно соблюдала пресловутые правила из трактатов о леди и требовала соблюдения этикета от всех окружающих. Но она была настоящей. Живой, любящей. — Я сморгнула никому не нужные слезы и пригубила вино. Сейчас привкус сладкого варширского отдавал горечью.
— Леди Алесса, если все было так радужно, как вы мне описали, то никто из членов вашей семьи не стал бы сталкивать ее с лестницы и пытаться убить прочими способами, согласитесь. Это как минимум нелогично, а как максимум — аморально.
Я пыталась придумать достойный ответ. Такой, чтобы увести подозрения следователя насчет моей семьи и начать искать убийцу. Ведь я точно знала, что никто из Мансекских не убивал мидели Аурелию.
— Это взаимоотношения моей семьи, господин следователь. Вы их не поймете, потому что не прожили с этими людьми столько, сколько находилась с ними я. — Накручивая на палец кудрявую прядь, я продолжала оправдывать Мансекских: — Как я уже сказала, графиня любила свою семью. И мы это чувствовали. Сегодня Орландо признался в том, что травил графиню — так вот яд был самым обычным слабительным. В большой дозе, да, но не смертельной. Ирьям ударил графиню по голове — что ж, я его понимаю. Порой миледи говорила неприятные вещи и буквально выводила из себя, даже мне хотелось пару раз надавать ей пощечин, хотя я очень сдержанная. — Я настолько увлеклась накручиванием пряди, что палец пережало, и он покраснел, а волосы скатались в узел. Заметив мой удивленный взгляд, следователь начал помогать мне освободить пальчик. Наконец сделав это, я пригладила волосы и поймала себя на мысли, что меня повело от вина, и я абсолютно забыла, о чем говорила. Моргнув, я с серьезным видом сказала:
— В общем, вот так вот. — И сделала еще один глоток.