Дожидаясь Ерему, я нашла еще пять гильз. В разных местах. Совсем близко от дома.
При мне здесь не стреляли, даже по банкам. Значит, это случилось, когда я уехала.
Я уже представила себе раненого, истекающего кровью Ерему, окруженного всеми, кто еще недавно ходил в его друзьях. Они высыпали из своих машин, окружили дом и принялись палить по окнам… Я словно слышала эти выстрелы, стрекотание автоматной очереди.
Я смотрела на ворота и представляла себе, как сейчас подъедет скромный автомобиль и из него выйдет постаревший лет на десять Ерема, седой, прихрамывающий, как Жоффрей де Пейрак.
А что, если его вообще убили и записку оставил не он, а человек, подделавший его почерк и узнавший тайну нашей с ним переписки?
Услышав звук подъезжающей машины, я бросилась бегом за дом, спряталась в кустах, прижала к себе сумки и пакеты с подарками и замерла. Довольно удобная позиция — меня никто не увидит в густых зарослях орешника, мне же видно и ворота, и часть дорожки, ведущей к дому.
Сердце мое колотилось. Казалось, его удары отдаются в целлофановом хрусте моего багажа и именно эти звуки выдают меня.
— Соль, не бойся, это я! — вдруг услышала я знакомый голос и почувствовала, как теплые слезы заструились по моим щекам. Это был голос Еремы.
Ворота распахнулись, и я увидела его, живого и здорового, в синем джинсовом костюме и оранжевых ботинках. Пол-лица закрывали темные очки. Руки его были заняты одинаковыми пакетами из супермаркета.
Я вышла из своего укрытия и бросилась к нему. Он опустил пакеты на дорожку, приподнял на лоб очки и заключил меня в свои крепкие объятия.
— Слава богу, — сказал он, целуя меня в макушку. — Как я рад, что снова вижу тебя.
— Я потеряла телефон.
— Знаю, я все о тебе знаю. Даже то, что ты должна была сегодня прилететь из Москвы. Мои люди присматривали за тобой.
Так значит, лодка с Еремой все-таки была, только я ее не замечала? В этом был весь Ерема.
— Пойдем в дом, я же обещал тебе, что сохраню его!
В доме произошли большие изменения. Перепланировка, серьезный ремонт, другая мебель, ковры, занавески. Это вообще был другой дом.
Я разжала ладонь и показала Ереме гильзы.
— Да, кое-что пришлось здесь подремонтировать, — улыбнулся он мне одними губами, при этом глаза его стали печальными. — Столько шакалов было… Оборотни. Некоторые так и остались здесь навсегда. Я закопал их в лесу неподалеку, иначе они бы закопали меня. Хотя, скорее всего, не закопали бы. Нет, просто оставили бы на съеденье лисам. Все они появлялись ночью. Ты не представляешь себе, сколько я тогда пил кофе, чтобы только не уснуть. Отсыпался днем, чувствовал, что в это время сюда никто не сунется.
— А что они хотели?
— Думали, что здесь склад, что есть что взять. Но я честно раздал долги твоего мужа, я был в курсе всех его дел. Да и кое с кого стряхнул долги, а как иначе? Но все это в прошлом. Сюда больше никто никогда не сунется. Правда, пришлось после всех этих разборок приводить в порядок дом. Ты бы видела, что стало со стенами, мебелью. Это просто счастье, что тебя здесь не было.
— Могу себе представить, что здесь происходило.
— Тебе незачем это представлять. Главное, все закончилось, и теперь ты спокойно можешь жить здесь. Сколько угодно. Да только ты ведь не для этого приехала?
— Нет, не для этого. Я приехала, чтобы повидать тебя и попросить поехать со мной. Одной мне не справиться.
— Что-нибудь случилось?
— Нет.
— Но мне и здесь хорошо.
— Я решила действовать. Хочу найти своих родителей.
— Понятно. Все никак не можешь успокоиться? Но зачем тебе это? Мы с тобой уже столько раз говорили об этом. Предположим, найдешь ты свою непутевую мать. Дальше-то что? Она пьяница или просто женщина, потерявшаяся в жизни. Или наоборот, с ней все в порядке, она замужем, у нее дети, твои братья и сестры. Ты что, собираешься их опекать? Кормить-поить? Эти люди для тебя чужие, и ты никогда не станешь им своей, сколько бы бабок ты в них ни вкладывала. Ты никак не хочешь понять, что общая кровь — еще не причина соединяться с людьми. Чужие подчас становятся гораздо ближе родных по крови. Поверь мне, тебе не стоит вмешиваться в чужие судьбы.
— Но я не собираюсь вмешиваться. Я просто хочу узнать, из какой я семьи, кто мои родители. Я, может, даже и не подойду к ним. Просто узнаю, имеют ли они отношение к музыке…
— Ты снова о той женщине? Ты не подумай, я не жестокий и не бессердечный…
Пока мы разговаривали, Ерема накрывал на стол. Он привез из города мою любимую рыбу, мои любимые пирожные. Да он на самом деле знал о моем приезде, он ждал меня! Выходит, каждый мой шаг был ему известен. И потому он был более-менее спокоен в отличие от меня. За целый год я не совершила ни одной ошибки. Жила под фамилией Лазарева, хотя все мои банковские счета были по-прежнему на имя Валентины Соленой. Как и банковская ячейка здесь, в Питере, где хранился основной капитал.