Виктор Николаевич прошел в кабинет, включил компьютер, нашел в интернете роман - он напишет рецензию, толковую рецензию человека, не подверженного массовому психозу.
Роман Ляхов прочел не без интереса: и душевный настрой героя, и влияние погоды на психику любопытны. Достойно внимания и описание бытовых мелочей, столь редкое в современной литературе. Пустячки, что, казалось бы, никак не влияют на ход повествования, создавали эффект присутствия и узнавания, и к середине романа у Виктора Николаевича появилось ощущение, что он был рядом с этим действом, в сквере, на лестнице, в квартире: на час раньше ушел, спустя полчаса прошел мимо - свидетелем события не стал, а аромат вдохнул.
Пару раз в кабинет заходили сотрудники, но Виктор Николаевич придавал лицу озабоченный вид, проводил ребром ладони по горлу, вздыхал и произносил тоном, полным усталости и сожаления: <Старик, все подробности - за мной. Но надо отписаться. Пока масть идет. Понимаешь?> Старики понимали и Ляхова не беспокоили.
Особый вкус чтению придавала загадка прототипов.
Ляхов мог согласиться с коллегами, что образ Старика - собирательный, и в нем узнают себя многие публицисты уходящей эпохи (хотя и в этом случае кто-то послужил для автора каркасом - кто? но бог с ним, со Стариком, не о нем речь), но главный герой Бондарь - Ляхов нутром чуял - был списан с реального субъекта, списан дотошно, со знанием дела. По мелочи - старое суконное пальто на вешалке, привычка чесать спину об угол шкафа, нервное постукивание левой пяткой и прочие детали, что делали образ реальным, осязаемым, автор мог насобирать со всей округи, но - дух! поток сознания - он принадлежал определенному индивидууму. Да и не мелочи вовсе все эти штучки-дрючки: словечки, жесты, привычки. Они делают образ живым, и они характерны для... кого?!
Ляхов представил неприбранную квартиру, мало похожую на жилье интеллигентного человека. Неприятный запах. Тусклый свет. И невзрачный тип с мрачным видом запихивает в стол очередной непризнанный шедевр.
Виктор Николаевич прикрыл ладонью глаза и перебрал в памяти знакомые лица.
Пролистал картотеку.
Притянуть за уши к образу Бондаря можно многих журналистов, но без погрешностей на портрет героя не накладывался никто.
И все же - эта поза, когда одна нога шарит под столом, другая обнимает ножку стула, эта манера курить, пряча сигарету в ладони - так знакомо.
Ляхов вновь перечитал главу, где герой видит себя в зеркале: удлиненное лицо с узким подбородком, впалые щеки, маленький рот и густые брови, и старательно прикрытые темными волосами уши, большие рельефные, разные: одно ухо клонится к голове, второе оттопырено.
Виктор Николаевич пружинисто поднялся, шагнул к шкафу. На полке стояло зеркало, и Виктор Николаевич с удовольствие увидел край бежевого воротничка и шею шоколадного цвета, и вновь вспомнился пляж: Многое, многое нужно рассказать.
Виктор Николаевич улыбнулся и ловким движением выхватил из стопки альбомов тот, где были фотографии с редакционных тусовок. И, еще не открыв альбом, представил лицо Шмакова.
Шмаков! Шмаков? Ну и герой, однако:
Ляхов раскрыл альбом, просмотрел фотографии - конечно, Шмаков. Это шмаковские претензии на особую одаренность, шмаковские жалобы на непризнанность доведены в романе до края, до преступления.
Кому могло придти в голову сделать Шмакова героем романа? Кто же он, этот загадочный автор?
Версию, что автор может быть из богатых эмигрантов, Ляхов отмел сразу: уж он-то знает, что из прекрасного далека отечество с его проблемами вспоминается иначе.
Нет, автор свой, доморощенный. Ходит рядом, слушает рассуждения коллег и посмеивается.
Ляхов почувствовал охотничий азарт - что ж, он выходит на тропу, он принимает вызов. Он проведет свое расследование и найдет анонима прежде, чем тот решит объявиться сам.
Круг подозреваемых широк: этот правдолюбец с кем только ни конфликтовал, и подсмеяться над ними хотели бы многие.
Что мы имеем?
Герой романа Шмаков, это бесспорно, значит автор знаком со Шмаковым и знаком неплохо.
Ляхов, как охотничий пес, почуял запах дичи: автор где-то рядом, близко, то ли над головой, скрытый кроной деревьев, то ли в полушаге, в густой траве.
След зверя обнаружен. Теперь - осторожность: не спугнуть, ничем себя не выдать, легкими твердыми шагами обойти опушку и выйти на зверя с подветренной стороны.
Виктор Николаевич нервно прошелся по кабинету.
Автор знает Шмакова, как того знают немногие. Знает берлогу Шмакова - на какой деревяшке стоит кофеварка, коробка из-под каких продуктов служит емкостью для дисков, какой узор угадывается в несвежих простынях: и прочие мелочи, известные очень немногим. Конечно, детали могут быть и сочинены, но Ляхов чует: быт дотошно списан с реальности - невольно или преднамеренно, это уже вопрос второй.
В очередной раз прихлопнув зазвонивший телефон, Виктор Николаевич включил автоответчик, запер дверь, достал стопку лощеной японской бумаги, как всегда отметив ее прелестный вид.
Итак - "Шмаков" вывел Ляхов крупно и посередине листа и чуть ниже и сбоку написал помельче: "Круг друзей". Да нет у него друзей. Нелюдим. "Круг приятелей"? Ограничен. Да и приятелей у него нет. "Круг знакомых" - ограничен весьма. Конечно, кто его знает, чем этот неудачник занят вне службы, но роман написан публицистом, даже литератором, и литератором, Ляхов готов это признать, не лишенным дарования. Так что круг сужается, как шагреневая кожа.
Виктор Николаевич почувствовал приятный зуд, и в голове его уже складывались фразы, абзацы, блоки, осталось - вставить фамилии.
Ляхов взял чистый лист, нарисовал черным фломастером круг, внутри круга написал красным фломастером большую Ш. Три стрелки черным фломастером показали направление поиска: редакция, приработок (редакции газет, где Шмаков подрабатывал гонорарами), сокурсники.
Виктор Николаевич подумал и начертил четвертую стрелку, запасную, на непредвиденный контакт Шмакова, что может открыться в процессе расследования.
Первая версия и, пожалуй, основная - редакция. Ляхов вновь почувствовал охотничий зуд: кто же из коллег мог и роман написать лихо, и маску незнания держать стойко?
Ляхов взял чистый лист, нарисовал синим фломастером квадраты, мелко вписал авторучкой названия отделов. Первый квадрат - отдел, где работает Шмаков.
Виктор Николаевич откинулся на спинку кресла и, глядя на план расследования, стал мысленно рассуждать.
Пожалуй, Першин знаком со Шмаковым ближе других. Возможно, и в квартиру заходил. Скажем, проведать больного. Но: Ляхов представил Першина и поморщился: нет в этом лице никакой авантюрности, никакого азарта. Хотя, конечно, в тихом омуте: И зацепка может оказаться в самом непредвиденном месте - пренебрегать нельзя ничем.
Виктор Николаевич шагнул к двери, на ходу остановился у шкафа, вновь отметил красивое сочетание шоколадной шеи и бежевого воротника и пошел в отдел Першина.
Жалюзи в кабинете Першина были открыты, и на полу и на мебели лежали солнечные блики. В воздухе носилась пыль. Попадая в поле компьютеров, пыль кидалась в стремительный коловорот.
Першин вскинул голову, глянул на входившего в кабинет Ляхова, и озабоченность на лице Владимира Иларионовича сменили интерес и радушие.
Першин приподнялся, протягивая руку; Ляхов ответил крепким рукопожатием, наблюдая, как эффектно выглядит его загорелая рука рядом с бледной рукой Першина. Обернулся к Шмакову. Тот, правой рукой держал папку, прикрывая монитор от солнечных бликов, левой стучал по клавишам. Угрюмая физиономия Шмакова источала недовольство: печатать левой рукой было неудобно. Сидел Шмаков сгорбившись, вытянув левую ногу под столом и обхватив правой ногой ножку стула.