— Если бы не она, все бы было еще хуже… Для тебя. Мы бы все равно расстались, но ты страдала бы гораздо дольше…
— Что ты знаешь о моих страданиях?
— Ничего, но могу догадываться… — мягко сказал он, протягивая руку через стол и накрывая своими теплыми пальцами ее ледяную ладонь. — Не надо ЕЕ ненавидеть. Лина не заслуживает ненависти. Она была хорошим человеком, просто ее никто не понимал…
— Ты ее защищаешь? — Ахнула Лена, выдергивая свою руку из его пальцев. — После всего того, что она сделала!? Ты из-за нее лишился положения, репутации, свободы, наконец! Она тебе всю жизнь искалечила…
— Искалечила, — согласился Сергей. — Но не тем, что поспособствовала моему преступлению…
— Я не понимаю.
— Я сейчас объясню, только ты постарайся выслушать до конца… История длинная… — Он покашлял в кулак, глотнул вина, улыбнулся. — В некотором царстве, в некотором государстве… Именно так начинаются сказки. Наша не исключение. Итак. В Российском царстве-государстве жила-была молодой князь Шаховской…
— Сережа, только не это! — воскликнула Лена. — Избавь меня от этой истории! Я тысячу раз ее слышала! Твой папенька встретил Линину маменьку, они поженились, у них родилась дочка, потом маменьку убили красноармейцы, папенька женился вторично и на свет появился ты. Все! Давай дальше!
Сергей сокрушенно вздохнул. Как пошло звучала история их семьи, в вольном изложении Елены. Разве можно описать жизнь человека несколькими сухими предложениями? А жизнь двух людей? А целого клана? Встретились, поженились, родили, убили… Это же не план-схема, не конспект, это большая глава из огромной книги жизни, которую потомкам не грех перечитать, желательно вместе с предками… Он, например, раньше очень любил поговорить с отцом о прошлом, ему нравилось слушать его воспоминания о давно минувших днях, нравилось радоваться вместе с ним, и горевать, надеяться, и разочаровываться, любить и ненавидеть, это не только сближало, но и помогало многое понять… Многое, но не все. Например, Сергей так и не смог уразуметь, почему юноша из знатнейшей княжеской семьи, воспитанный в патриархальных традициях, умница, богач, плейбой стал идейным социалистом, а в последствии ярым борцом с контрреволюцией.
До двадцати четырех лет Сережин отец Георгий Шаховской ничем не отличался от своих товарищей, таких же знатных богатых повес: он был беспечен, весел, романтичен, именно в такого милого раздолбая влюбилась юная Ксения Анненкова. Вскоре они поженились. Это был удачный брак — у них было много общего: воспитание, положение, благосостояние, мало того, у того и другого один из предков «засветился» на Сенатской площади, во время Восстания Декабристов. Но их семейная идиллия была не долгой. После двух лет безоблачного счастья Ксения поняла, что у нее есть серьезная соперница. Но не какая-то там мадмуазель Фифи из оперетки, у которой ее супруг частенько пропадал ночами, не госпожа Аделаида, полоумная поэтесса, засыпающая Жору страстными письмами, даже не дочь министра сельского хозяйства Леночка, с которой ее муж постоянно флиртовал, у Ксении была соперница посерьезнее, и имя ей было — Революция. Нет, ее супруг не состоял в партии, не участвовал в восстаниях и терактах, не держал подпольную типографию, он был пассивным социалистом: читал Маркса, мечтал о свержении самодержавия и был уверен в том, что только революция поможет России стать великой державой.
Не стоит говорить, что когда она все же свершилась, Георгий стал одним из первых, принявший новую власть советов. В то время, когда его родственники бежали из страны, спасаясь от красного террора, Георгий Шаховской не просто остался, он вступил в партию и занял высокий пост в Наркомате иностранных дел.
А как же Ксения? А Ксения, вместе со стариками родителями и годовалой дочкой решилась уехать из страны без мужа. Георгий не возражал. Ему было не до них: строить новое государство было гораздо интереснее, чем кормить малютку кашкой и утирать слезы жене.
Но до Швейцарии, где они Анненковы намеревались осесть, беженцы так и не добрались. Они даже не успели покинуть Подмосковье. В родовом имении, куда они отправились перед отъездом, чтобы поклониться могилам предков, на них напали пятеро в дым пьяных солдат Народной армии. Сначала они слегка побили «проклятых буржуев», связали, обыскали, потом перевернули весь дом, надеясь отыскать тайник с золотом и фамильными драгоценностями (гробницу вскрыть им в голову не пришло), когда же оказалось, что самое ценное, что есть в доме, так это мраморные перила, мародеры сильно осерчали. И решили воспользоваться хотя бы молодой княжной.
Ксению изнасиловали все пятеро, а потом сбросили со второго этажа. Стариков убили до этого, чтобы не мешали своими воплями получать удовольствие. Не тронули только годовалую Линочку, то ли пожалели, то ли решили, что сама умрет от голода.
К счастью, малышку нашли на следующий день. Один деревенский пьяница, забредший в барскую усадьбу, дабы скрыться в ней от гнева жены, услышал детский плач, вошел в дом и обнаружил надрывающуюся от голода девчушку, лежащую в куче одеял на полу в соседстве с засиженными мухами трупами.
Спустя три дня Лину вернули отцу.
Георгий понимал, что вырастить девочку в одиночку он не сможет — на это у него просто нет времени, по этому он быстро женился, взяв в жены первую попавшуюся женщину, ее оказалась Серафима Отрадова, его секретарша. Надо сказать, что отец не прогадал, потому что Сима была не только хозяйственной, преданной женой, но и любящей матерью приемной дочери. Более того, она согласилась повременить с рождением своего ребенка до тех пор, пока девочка не подрастет — Георгий боялся, как бы Линочку не обделили вниманием и заботой… И повременила (угробив абортами свое здоровье), по этому Сергей родила поздно, почти в тридцать семь лет.
Тогда Элеоноре исполнилось четырнадцать.
— Ты родился, когда Элеоноре исполнилось четырнадцать? — спросила Лена, будто прочитав мысли Сергея.
Он не ответил, посчитав вопрос риторическим, но задал свой:
— Какое твое самое первое воспоминание?
— Как я порезала ногу стекляшкой, и как из раны хлестала кровь… Мне тогда было три, и я впервые по-настоящему испугалась…
— А, знаешь, какое мое? Как я увидел ангела…
— Тебя водили в церковь? — не поняла Лена.
— Нет, ангел спустился ко мне… — Сергей устремил свой взгляд вдаль, глаза его увлажнились. — Он присел на мою кровать, поцеловал меня в лоб… Ангела звали Элеонора…
— Ты говоришь о сестре?
— Это я после узнал, что она моя сестра… Вернее, мне сразу сказали, но я не верил. Лет до восьми не верил… — Голос его дрогнул. — Она была необыкновенно красива, нежна… Это потом она стала жесткой, непоколебимой, а в семнадцать походила на ангела…
— Она говорила, что в семнадцать была толстой и неуклюжей, — почему-то раздраженно проговорила Лена.
— Нет, толстой она никогда не была, скорее упитанной, фигуристой, это потом, выбрав имидж роковой стервы Лина истязала себя диетами, а в юности любила покушать… А какой она была смешливой! Постоянно хохотала, и на щеках у нее появлялись милые ямочки… За них ее Глеб Антонов и полюбил.
— Глеб, это ее первый муж?
— Да, она выскочила за него замуж в семнадцать. Он был гораздо старше ее, лет, кажется, на двадцать, имел какую-то высокую должность, был богат, вот она и пошла за него… Они прожили года три, разошлись без скандала, потом долгое время дружили… — Сергей облизнул губы. — Ты, наверное, недоумеваешь, к чему я тебе это рассказываю…
— Да, мне не понятно, какое отношение…
— Я любил ее, Лена!
— Кого? — переспросила она.
— Лиину, свою сестру.
— Это понятно. Я тоже Эдика в свое время обожала…
— Я любил ее не как сестру, а как женщину! — сипло выдохнул Сергей — ком в горле мешал говорить нормально. — С детства! Я так радовался, когда она ушла от мужа. И мечтал, что она вернется в наш дом… Она не вернулась. А через пару лет опять пошла под венец. Супруг ее был известным Ленинградским хирургом — Лина выбирала себе в спутники жизни только успешных мужчин — он погиб в первый год войны: госпиталь, в котором он работал, разбомбили немцы… Она осталась одна в блокадном Ленинграде… Бедная, что ей пришлось пережить! Когда ее в сорок третьем вывезли из города, и переправили в Москву, она была чуть живой. Я даже не узнал ее. Помню, вносят в квартиру старушку, изможденную, лысую, с ввалившимися глазами, а я понять не могу, почему отец ее дочкой называет… Она долго выздоравливала. Я ухаживал за ней. Подносил судно, мыл ее, менял бинты (у нее все тело было в фурункулах), в голову какую-то траву втирал, чтобы волосы, вылезшие от нехватки витаминов, опять отросли… Она гнала меня, говорила, что мне должно быть противно прикасаться к такой уродине. Она не знала, что я ее любил! Мне было все равно, красивая она или страшная, вернее, даже лысая и худая Лина была для меня самой прекрасной женщиной на свете… Мне было тринадцать, ей двадцать семь. Она относилась ко мне, как к младшему брату, я к ней, как к своей любимой и единственной…