Наверное, то же самое можно сказать о любом городе, подумала Хиллари. Взять хотя бы Париж. Что там есть-то, если не считать Эйфелевой башни, Елисейских Полей да Нотр-Дам?
Но в Оксфорде этот самый синдром был выражен еще ярче, чем в большинстве других городов. К знаменитым грезящим шпилям прилагались старинные колледжи, бесконечные ряды домиков из рыхлого серого камня, вековые газоны в бархатистой шерстке травы и, ах да, река Айсис (вульгарное «Темза» здесь было не в ходу), изобиловавшая плакучими ивами, катающимися на лодках студентами да попрошайками-лебедями.
А еще здесь, как и в любом другом городе, были уродливые торговые центры и серенькие спальные районы. К числу последних и принадлежал Ботли. Чистенький, ухоженный райончик, но завяжи вам глаза и высади на одной из его улиц, вы бы никогда не догадались, что находитесь в Оксфорде.
Сидевшая за рулем Джанин уткнулась в дорожную карту и практически остановилась, не забыв, впрочем, показать средний палец водителю, который злобно сигналил ей сзади. Затем она уверенно свернула в узкий переулок и припарковалась. Прямо под знаком «стоянка запрещена».
Хиллари вылезла из машины и обвела взглядом однообразные домишки. Построены между Первой и Второй мировой, решила она. Некогда обиталище солидного среднего класса, ныне порезанное на крохотные квартирки для непритязательных студентов.
Мысль о том, что богатый и, вероятно, женатый любовник Евы Жерэнт мог жить в этом месте, выглядела дико. Выстроенная Хиллари теория рушилась на глазах.
Нахмурившись, она отыскала нужный номер дома. На крыльце, как она и ожидала, имелось четыре кнопки звонка и четыре прямоугольничка, подписанные разными фамилиями.
Миз Е. Жерэнт обитала в квартире номер четыре. Хиллари прочла ее фамилию, нахмурилась и подумала — а зачем, собственно, ей было скрываться? Джанин хлопнула по кнопкам всех квартир разом. Что-то тихо зажужжало, щелкнул, открываясь, замок.
— Безопасность на высоте, — с отвращением пробормотала Джанин, которую неизменно возмущало упорное нежелание британского обывателя позаботиться о себе.
Хиллари ее не слушала. Она думала. Зачем студентке на полном обеспечении, с казенным жильем и столом заводить отдельную квартирку в спальном районе? Бессмыслица какая-то. Зачем платить за аренду, если в колледже Святого Ансельма у тебя уже есть комната (причем, скорее всего, получше), да еще с видом (уж точно лучше здешнего)?
Крошечный холл блистал всеми оттенками зеленого — линолеум цвета лайма, яблочно-зеленые стены. Даже вытертый ковер на ступеньках, кажется, некогда был более-менее зеленым. Ныне, под ногами постоянно топочущих жильцов, он приобрел засаленный мятный оттенок.
На площадку второго этажа выходили две двери — одна принадлежала некоему Марку Маккормику, на второй имя указано не было. Джанин достала из пакета с уликами ключи, вопросительно посмотрела на Хиллари и сунула плоский «йельский» ключик в замок двери без таблички.
Ключ повернулся легко, как по волшебству.
Джанин медленно толкнула дверь и вошла. Хиллари шагнула следом.
Они встали как вкопанные, хватая ртом воздух.
В уголке приютилась маленькая раковина и совсем крошечная плита в белой эмали. И духовка, и плита сияли чистотой. Вдоль одной стены тянулся огромный комод черного дерева, вдоль другой — туалетный столик ему под стать.
Но взгляд притягивало совсем другое: огромная, о четырех столбиках кровать, занимавшая весь центр комнаты. Кровать — и еще отделка.
Комната представляла собой упоительное сочетание нежного сиреневого, небесно-голубого и кремового цветов. Как будто целая команда дизайнеров интерьера потрудилась над ней, и буквально пять минут назад завершила свой проект. Между высоких кроватных столбиков ниспадали безупречные голубые полотнища ткани, постельное белье отливало бледной сиренью. Кремовый ковер был чист — ни пылинки. Комод и небольшой кофейный столик на гнутых ножках были украшены букетами кремовых роз в узорчатых хрустальных вазах.
Эта комната явно не сдавалась внаем. В ней не было ни книжных шкафов, ни стола, ничего из того, что приличествовало бы прилежной студентке. На скромном столике у раковины не громоздились жестянки с зерновым и молотым кофе. Комната казалась миражом: оказаться в таком месте на самом деле было все равно что откусить от пирога с мясом и найти в нем бриллиант.
В воздухе тонко пахло лавандой: рядом с выключателем Хиллари заметила воткнутый в розетку освежитель воздуха, который усердно распространял тонкий аромат.