– Чью правду – вашу или мою?
– Существует лишь одна правда, Радек. Правда – это Треблинка.
– А что я получу взамен?
– Вы получите больше, чем заслуживаете, – сказал Габриель. – Мы ничего не скажем про сомнительное родство Метцлера.
– Вы готовы пережить то, что в Австрии будет крайне правый канцлер, ради того, чтобы получить меня?
– Кое-что говорит мне, что Петер Метцлер станет большим другом Израиля и евреев. Он не захочет ничего делать, чтобы озлобить нас. Ведь у нас в руках будет ключ к его уничтожению еще долгое время после того, как вас не станет.
– Как вы убедили американцев предать меня? Очевидно, шантаж – это известный еврейский прием. Но наверняка было что-то большее. Думаю, вы дали им слово, что никогда не позволите мне говорить о моих связях с организацией Гелена или с ЦРУ. Я полагаю, ваша преданность правде так далеко не распространяется.
– Я жду вашего ответа, Радек.
– Да как я могу поверить вам, еврею, что вы сдержите свое слово?
– Вы что, снова читали «Дер Штюрмер»? Вы доверились мне, потому что у вас нет иного выбора.
– И что хорошего это даст? Вернет ли это хотя бы одного из мертвецов, что лежат там, в этом рву?
– Нет, – согласился Габриель, – но мир узнает правду, а вы проведете последние годы своей жизни там, где вам и место. Соглашайтесь на наши условия, Радек. Соглашайтесь ради своего сына. Считайте это вашим последним избавлением.
– Это не останется тайной навсегда. Когда-нибудь правда об этой сделке выплывет.
– Со временем, – сказал Габриель. – Я полагаю, невозможно скрыть правду навсегда.
Голова Радека медленно повернулась, и он с презрением посмотрел на Габриеля.
– Будь вы настоящим мужчиной, вы бы сами так поступили. – И он насмешливо улыбнулся. – Что же до правды, то никого она не интересовала, пока тут шла операция, и никого она не заинтересует теперь.
Он повернулся и посмотрел на ров. А Габриель сунул «беретту» за пояс и зашагал прочь. Одед, Залман и Мордехай неподвижно стояли на дорожке позади него. Габриель молча прошел мимо них и направился через лагерь к железнодорожной платформе. Прежде чем исчезнуть среди деревьев, он приостановился, посмотрел через плечо и увидел Радека, который, держась за руку Одеда, медленно поднимался на ноги.
Часть четвертая Узник Абу-Кабира
39
Яффа, Израиль
Довольно много было споров о том, где держать Радека. Лев считал его угрозой для безопасности и хотел держать под постоянным присмотром Конторы. Шамрон, как всегда, занял противоположную позицию, хотя бы по той причине, что не хотел, чтобы его любимая служба открыла тюрьму. Премьер-министр полушутя предложил отправить Радека пешком в пустыню Негев, чтобы его сожрали там скорпионы и стервятники. В конце концов взял верх Габриель. Худшим наказанием для такого человека, как Радек, заявил Габриель, будет отношение к нему как к обычному преступнику. Стали искать подходящее место, где бы его запереть, и остановились на полицейском исправительном центре, построенном англичанами во время Мандата в убогом квартале Яффы, все еще известном под своим арабским названием Абу-Кабир.
Прошло семьдесят два часа, прежде чем широкой публике стало известно, что Радек взят в плен. Сообщение премьер-министра было кратким и намеренно уводящим в сторону. Были приняты все меры, чтобы без нужды не ставить в сложное положение австрийцев. Радек, заявил премьер-министр, был обнаружен, когда он жил под фальшивым именем, но не было сказано, в какой стране. После проведенных с ним переговоров он добровольно согласился приехать в Израиль. По условиям соглашения, он не будет предан суду, поскольку по израильским законам единственно возможным для него приговором была бы смерть. Вместо этого он постоянно будет находиться в исправительном центре и «признает свою вину» в совершении преступления против человечества, сотрудничая с группой историков из «Яд Вашема» и Ивритского университета над созданием досконального описания «Акции 1005».
По этому поводу не было особых фанфар и возбуждения, какие сопровождали весть о захвате Эйхманна. Собственно, захват Радека через несколько часов был отодвинут на задний план известием о смертнике, убившем с помощью бомбы двадцать пять человек на рынке в Иерусалиме. Лев получил некоторое удовлетворение от такого развития событий, казалось, подтвердившего его точку зрения, что у государства есть куда более важные заботы, чем преследование старых нацистов. Он начал именовать эту историю «придурью Шамрона», но довольно быстро обнаружил, что в этом отношении одинок среди рядовых своей службы. А на бульваре Царя Саула захват Радека, казалось, разжег старые костры. Лев изменил свою позицию, чтобы не противостоять общему настроению, но было уже слишком поздно. Все знали, что задержание Радека было устроено Memuneh и Габриелем и что Лев на каждом повороте всячески пытался препятствовать им. Отношение ко Льву рядовых бойцов упало до опасно низкого уровня.