Слабая попытка сохранить в тайне австрийскую принадлежность Радека была взорвана видеопленкой его прибытия в Абу-Кабир. Венская пресса быстро и правильно установила, что узником является Людвиг Фогель, довольно известный австрийский бизнесмен. Неужели он и правда согласился добровольно покинуть Вену? Или же в действительности был выкраден из своего похожего на крепость дома в Пятом округе? В последующие дни газеты полны были догадок о таинственной карьере Фогеля и его политических связях. Проведенные прессой расследования опасно близко подошли к Петеру Метцлеру. Ренате Хофманн из Объединения за лучшую Австрию призывала начать официальное расследование и высказала предположение, что Радек, возможно, был связан с бомбой, взорвавшейся в «Рекламациях за период войны и справках», и с таинственной смертью пожилого еврея по имени Макс Клайн. Ее требования не были услышаны. Взрыв бомбы был устроен исламскими террористами, заявило правительство. Что же до смерти несчастного Макса Клайна, так это было самоубийство. Дальнейшее расследование, заявил министр юстиции, ни к чему.
Следующая глава в деле Радека развернулась не в Вене, а в Париже, где на французском телевидении выступил замшелый бывший кэгэбешник, заявив, что Радек был московским шпионом в Вене. Бывший мастер шпионажа в Штази, ставший своего рода литературной сенсацией в новой Германии, тоже претендовал на Радека. Шамрон сначала заподозрил, что эти притязания являются частью кампании дезинформации, направленной на то, чтобы вытравить из ЦРУ вирус Радека, – именно так поступил бы Шамрон, будь он на их месте. А потом он узнал, что в ЦРУ намеки на то, будто Радек предлагал свои услуги на обеих сторонах улицы, вызвали нечто вроде паники. Из морозильника были вытащены папки; была срочно собрана команда из старых специалистов по Советскому Союзу. Шамрон втайне наслаждался этой тревогой у своих коллег в Лэнгли. Окажись Радек двойным агентом, сказал Шамрон, – это было бы лишь справедливо. Эдриан Картер запросил разрешения проверить как следует Радека, когда израильские историки покончат с ним. Шамрон пообещал рассмотреть эту просьбу.
Узник Абу-Кабира понятия не имел о бушевавшей вокруг него буре. Он сидел в одиночке, хотя и не в очень тяжелых условиях. Он содержал в порядке свою камеру и свою одежду, принимал пищу и мало жаловался. Его охранники, хотя и старались ненавидеть его, не в состоянии были питать к нему ненависть. Он в душе ведь был полицейским, и его тюремщики, казалось, видели в нем что-то знакомое. Они обращались с ним вежливо, и такой же вежливостью отвечал им он. Он был своего рода редкостью. Они читали о таких, как он, людях в школе и проходили мимо его камеры в самые разные часы, просто чтобы посмотреть на него. Радеку начинало все больше и больше казаться, будто он стал музейным экспонатом.
Он обратился всего с одной просьбой: попросил каждый день давать ему газету, чтобы быть в курсе текущих событий. Его вопрос был передан даже Шамрону, который дал согласие при условии, что это будет израильская газета, а не какое-нибудь немецкое издание. И вот каждое утро на подносе с завтраком у него лежала «Джерузалем пост». Он обычно пропускал статьи о себе – в любом случае они были во многом неточны – и обращался к разделу иностранных новостей, чтобы прочесть, как идут выборы в Австрии.
Мордехай Ривлин нанес Радеку несколько визитов, чтобы подготовить его к предстоящим показаниям. Было решено, что их встречи запишут на видео и каждый вечер будут передавать по израильскому телевидению. Радек по мере приближения своего первого появления на публике, казалось, с каждым днем волновался все больше. Ривлин потихоньку попросил начальника исправительного центра держать узника под наблюдением, чтобы он не совершил самоубийства. И у решетки камеры Радека в коридоре был поставлен охранник. Сначала Радек возмущался этим дополнительным надзором, но вскоре даже обрадовался живому человеку рядом.
Накануне того дня, когда Радек должен был давать показания, Ривлин пришел в последний раз. Они провели час вместе – Радек был озабочен и впервые замкнут. Ривлин сложил свои документы и записи и попросил охранника открыть дверь камеры.