Он застывает, его рот открывается.
— Что бы ты ни думал обо мне, — говорю я, обрывая слова. — У нас обоих одинаковые приоритеты.
Он усмехается. — Никогда не ставь нас с тобой в одну категорию, В'Ареццо. Кэт и близко не стоит в твоем списке приоритетов. Она твоя гребаная временная игрушка, и когда ты устанешь, ты двинешься дальше. Она заслуживает лучшего, чем такой кусок дерьма, как ты.
— Ты имеешь в виду кого-то вроде тебя? — Он смотрит на меня, такой полный негодования и ревности, что практически сгорает от этого. — Ты так чертовски очевиден, что это смешно, но никогда не думай, что тебе что-то известно о моих отношениях с Катариной.
Я не ожидал, что он фыркнет в ответ, с такой издевкой, почти с сарказмом — Если бы ты только знал.
Ущипнув себя за переносицу, я вздыхаю. — Если вы двое заплетете друг другу косы и обменяетесь секретами о своей сексуальной жизни, решать вам. Но у нее на голове, Доменико, чертова мишень. Угроза очень реальна. Вся эта университетская херня, через которую они нас заставляют проходить? Это фон для войны. И она, блядь, прямо в эпицентре всего этого.
Всякое веселье исчезает с его лица. — Я позабочусь о ее безопасности, В'Ареццо. Что ты собираешься делать? Если за ней придут, где ты будешь? Встанешь у них на пути или вонзишь ей нож в спину?
Мои губы плотно сжимаются. Ответ должен быть очевиден, но это не так просто.
Не сейчас, когда слова моего отца отбивают ритм в моей груди. Росси бросает на меня мрачный взгляд, качая головой. — Я так и думал. Как я уже сказал — ты, блядь, ее не заслуживаешь. Спасибо за предупреждение. Дальше я сам.
Когда он отходит от меня, я одергиваю манжеты рубашки. — Я сделаю все, что смогу. Это все, что я могу обещать.
Росси делает паузу. — Если ты не готов сжечь мир дотла ради нее, В'Ареццо, уйди с дороги и освободи место для того, кто это сделает. Это то, чего она заслуживает. А не недоделанное предложение, которое означает к черту все, когда дерьмо попадает в вентилятор.
В глубине души я знаю, что Доменико Росси хороший человек. Может быть, он был бы тем типом мужчины, который нужен Кэт. Кто-то, кто будет стоять рядом с ней безоговорочно. Без барьеров, воздвигнутых на нашем пути в силу нашего рождения.
— Не у всех из нас есть такая роскошь. — Мой голос хриплый. — Так что считай, что тебе повезло, Росси.
Глава одиннадцатая. Джованни
Дождь повсюду. Густые, беспощадные потоки воды обрушиваются на нашу небольшую группу сверху, словно небо скорбит вместе с нами.
Приглушённые, захлёбывающиеся рыдания моей матери едва различимы сквозь шум ливня. За последний час её голос почти стих — будто горло вот-вот сдастся. Сорванное, надломленное, пока она вцепляется в деревянный гроб, сминая цветочные композиции, которые кто-то положил сверху.
Никки была лучшей из нас. Даже Роза согласилась бы. Средний ребенок, творческий. Первой танцевала под дождем, первой начала петь на наших семейных ужинах. Первой смеялась и первой раскрывала руки для объятий. Когда она не двигалась, то лежала совершенно неподвижно, свернувшись калачиком в углу с одной из своих нелепых любовных книжек.
Я не могу перестать заглядывать в каждый уголок. Надеясь увидеть хоть намек о ней краем глаза. Книги остались, некоторые с загнутыми загибами и перевернутыми страницами, ожидая, когда она вернется и снова возьмет их в руки. Но моя сестра не вернется.
Пения больше не будет. Только навязчивое горе моей матери, когда она цепляется за части тела Никки, которые мы смогли собрать для похорон.
Некоторые из этих частей я сам собрал на лужайке нашего семейного поместья. Мой отец не мог этого сделать, не мог смириться с тем, что видит свою дочь в таком состоянии. Вместо этого он попытался утопить себя в алкоголе, попытался заглушить крики моей матери, в то время как Роза пыталась утешить ее сквозь собственные слезы, а я отослал прислугу и медленно вышел на улицу. Я нашел самое мягкое, шелковистое одеяло, которое у нас было в доме, и подобрал разбросанные части моей младшей сестры, которые Корво соизволили оставить нам.
По большей части неузнаваемые.
По большей части.
Мой желудок переворачивается, угрожая выплеснуть кофе, который я умудрился влить в себя этим утром. Священник останавливается, проходя мимо меня, вместо этого опускает голову и продолжает. Мужчины стоят у края могилы, ожидая, когда можно будет заняться своей работой, переминаясь с ноги на ногу и бросая неловкие взгляды на скорбящую женщину, неспособную отпустить своего ребенка.