— Выглядит это, блядь, ужасно. — Костяшки его пальцев побелели, когда он вцепился в подлокотник кресла. — Не будь дурой, маленькая ворона. Ты становишься слишком самоуверенной, и кто-нибудь поймает тебя. Ты не непобедима.
— Ты говоришь это так, словно скучал бы по мне, если бы меня не стало.
Слова вырываются, дразня так, как я обычно приберегаю для Доменико, и я слишком поздно беру их обратно. Нахмурившись, я смотрю в свою пустую тарелку.
Для Дома — да, но не для Лучиано Морелли. Обычно наши дискуссии представляют собой смесь завуалированных угроз и острых насмешек.
Когда нам было по четырнадцать, он целый год редактировал мои фотографии, добавляя на лицо отвратительные прыщи, и слал их мне на телефон. Всё потому, что у меня тогда был один особенно мерзкий прыщ на подбородке, и я пришла на приём Cosa Nostra, намазав его слишком большим количеством консилера. Он хохотал до икоты. Я заставила отца оплатить курс дорогих процедур у дерматолога.
Когда нам было по шестнадцать… ну. Мы не говорим об этом конкретном моменте безумия. Никогда.
Но это не то, чем мы занимаемся.
Проходит достаточно времени, и я считаю, что это достаточно безопасно, чтобы посмотреть вверх. Но это ошибка.
Потому что, когда я это делаю, он прямо там, эти чертовски красивые карие глаза прикованы к моему лицу.
— Может быть, я бы скучал по тебе, — тихо говорит он. — Потому что этот мир был бы чертовски жалким местом без тебя, маленькая ворона.
Наверное, это самая приятная вещь, которую он когда-либо мне говорил. И мой гребаный желудок делает сальто.
Черт.
Черт.
Я резко встаю, беря себя в руки ровно настолько, чтобы следить за тем, не полетят ли еще ножи, и почти вылетаю из зала. Дом и моя свита телохранителей следуют за мной, Дом требует объяснить, в чем дело, в то время как я отмахиваюсь от него, слабо оправдываясь тем, что у меня болит шея.
Он на это не купился. Я знаю, что нет. Но никто из нас ничего не говорит, пока он латает порез, очищая его и убеждаясь, что на него не нужно накладывать швы, прежде чем я говорю ему, что мне нужно пространство. Игнорируя боль в его глазах, он уходит, занимает пост снаружи и говорит мне запереть двери.
Оказавшись запертой, я забираюсь в постель и натягиваю одеяло на голову. Глубоко дыша, я пытаюсь понять, почему, черт возьми, у меня, кажется, возникают чувства к трем мужчинам одновременно.
Ни один из которых не является подходящим вариантом.
Кажется, что все они смотрят в мою сторону.
Я в этом не сильна. Дайте мне в руку пистолет и укажите цель? Я буду попадать в нее каждый раз. Ножи? Блядь, да. Возможность смерти? Я встречу это с улыбкой на лице и заберу с собой столько своих гребаных врагов, сколько смогу.
Но мужчины? Это минное поле, по которому я никогда не умела особенно хорошо ориентироваться.
Достав телефон, я отправляю Эми сообщение, чтобы спросить, занята ли она, но телефон остается темным в моей руке.
Это то, с чем мне нужна помощь моей единственной подруги.
Мне также понадобится вино.
Много вина.
Глава девятнадцатая. Катарина
Я не поднимаю головы на тренировке следующим утром.
Мой желудок сводит, требуя еды, но я проглатываю это и сосредотачиваюсь на беге. Я пропустила завтрак, слишком измученная бессонной ночью, чтобы рисковать в схватке, которую я, возможно, не выиграю в моем нынешнем недосыпающем состоянии.
Жаль, что я на самом деле не могу убежать от своих проблем, но я делаю это чертовски хорошо. Я упорно игнорирую косые взгляды, брошенные в мою сторону Данте и Лучиано. Стефано даже не поднимает глаз, когда я встаю на беговую дорожку рядом с ним, и на этот раз я наслаждаюсь его молчанием.
По крайней мере, Дома здесь нет, хотя не сомневаюсь, что он будет ждать у двери, когда я уйду.
Даже Вито оставляет меня в покое этим утром, предпочитая вместо этого выкрикивать оскорбления в адрес Данте и Люка, пока они тренируются с тяжестями.
Я снова проверяю свой телефон, но там ничего нет. Ни ответа от Эми, ни от моего отца. Я несколько раз пыталась дозвониться этим утром, каждое сообщение отправлялось на голосовую почту, пока я, наконец, не сдалась. Мой желудок снова скручивает, за глазами появляется еще одна головная боль.
Он игнорирует меня. Даже Альдо не отвечает на мои звонки, и мысль о том, что может происходить дома, делает боль еще сильнее.
Замедляя ход беговой дорожки, я жду, пока она остановится, прежде чем выдохнуть, положив голову на поручень. В поле моего зрения появляется полная бутылка воды, и я бросаю взгляд туда, где Стефано собирает свои вещи. — Спасибо.