Но когда он несет меня в маленькую ванную, затянутую паром, я вздрагиваю при виде ванны. Глядя на форму, мое тело замирает.
— Дыши, — мягко приказывает он. — Я не оставлю тебя, Кэт.
Он не оставляет. Вместо этого он забирается прямо в ванну, прижимая меня к себе, пока сам опускается в воду, полностью одетый. — Посмотри на меня, — твердо говорит он, когда я начинаю дрожать. — Смотри на меня, маленькая ворона. Тебя там больше нет.
Он моет меня, его поглаживания уверенные и нежные, когда он проводит тканью по моей грязной коже, пока я прислоняюсь к нему. Когда я протягиваю руку, чтобы коснуться своих спутанных волос, он просто берет кувшин сбоку. Медленно я расслабляюсь в нем, в ощущении его рук, скребущих мою ноющую кожу головы. Вода вокруг нас становится коричневой от грязи, и он выливает воду, дважды наполняя ее заново, прежде чем встать.
Мои руки обвиваются вокруг его шеи, я зарываюсь лицом в его кожу, когда он выносит меня обратно, оборачивая полотенце вокруг моей обнаженной спины. Мои ноги цепляются за его талию, плечо и ребра горят. Болит везде.
Он проводит рукой по моему затылку. — Я собираюсь опустить тебя, чтобы переодеться. Я принесу тебе что-нибудь из одежды.
Я держу себя в руках, сосредотачиваясь на боли, которая разгорается с каждым вздохом, когда я сажусь на кровать. Он переодевается у меня на глазах, не заботясь о приватности, пока натягивает сухие спортивные штаны из старого кожаного сундука в изножье кровати. Я натягиваю чистую, выцветшую белую рубашку, Люк опускается передо мной на колени, чтобы застегнуть пуговицы, продевая их в маленькие дырочки одну за другой.
Я позволяю ему. Позволяю ему повернуть мое лицо к свету, позволяю ему ловко накладывать швы на порезы на моем лице, пока его губы плотно сжаты. Позволяю напоить меня водой, запрокидывая мою голову назад, пока я делаю маленькие глотки, чтобы снять комок в горле.
Садясь рядом со мной, он пытается уговорить меня лечь в постель, но я качаю головой. Вместо этого я снова забираюсь к нему на колени, позволяю его рукам обвиться вокруг меня, когда он отодвигается назад, устраиваясь поудобнее у изголовья кровати. Он натягивает на нас одеяла, укутывая ими меня, пока последний холод не покидает мои конечности. Его руки перебирают мои влажные волосы. — Нам нужно возвращаться, — тихо говорит он. — Я оставил свой телефон там. Данте тоже тебя искал.
Меня пронзает укол вины. — Завтра. Только... не сегодня.
Я едва держу себя в руках здесь, в этом безопасном, тихом месте.
Он убирает волосы с моего лица, проводя пальцами по моей шее. — Все, что захочешь, маленькая ворона.
***
Когда я просыпаюсь, в тепле, в безопасности и живая, свернувшись калачиком на узкой двуспальной кровати в маленьком белом доме, который теперь кажется нашим, Люк всё ещё спит.
Я лежу, глядя на его лицо, совсем рядом с моим. Он выглядит измотанным, на коже всё ещё проступают засохшие пятна грязи. Его руки переплетены с моими, он всё ещё держит меня.
Он удерживал меня на плаву прошлой ночью, когда я была на грани. А может, я уже была сломлена, а он собрал меня заново. Аккуратно, бережно, словно пазл, снова сложил из обломков.
Но утренний свет пробивается сквозь потолочное окно, и у нас больше нет роскоши игнорировать внешний мир, как мы делали это в эти украденные часы между нами. Я осторожно высвобождаю пальцы из-под его рук. И замираю, глядя на его ладони.
Сломанная, покрытая ссадинами кожа. И ногти — их почти не осталось. Руки, его сильные, надёжные руки, в них столько боли…
У меня перехватывает дыхание.
Лучиано Морелли спас мне жизнь прошлой ночью. Он выкопал меня из могилы голыми руками, когда я сдалась. И у него будут шрамы, подтверждающие это.
Я осторожно выбираюсь из кровати, проверяя возможности своего тела. С болью я справляюсь, хотя от нее мой желудок переворачивается от тошноты. Это причиняет боль каждый раз, когда я делаю вдох, физическое напоминание о моих сломанных ребрах.
Но они заживут.
Люк просыпается, когда я роюсь в сундуке в ногах кровати. — Катарина.
Я поднимаю взгляд на хриплый звук его голоса. На лице у него смесь беспокойства и трепета. — Мне нужно возвращаться.
Сегодня приезжают доны, и я не в том состоянии, чтобы сражаться против моего отца или Маттео. Но я должна быть готова. Последствия моих решений ждут меня впереди.
И последствия, когда я вернусь из мертвых.
Он садится, одеяла спадают, обнажая полоску золотистой кожи. — Я знаю. Но я хочу, чтобы ты осталась.
Что-то изменилось между нами за эти часы. Или, может быть, мы что-то вернули. То, что, как я думала, мы потеряли давным-давно.