В это время, другое зерно, покинувшее своё племя, попало в древний, засыпающий эльфийский лес. Ноябрь крался, полный неизлечимых чудес, звериными тропами, обходя жилые постройки. Шуршащие, в опавшей листве, землеройки кинулись врассыпную от ЕГО неаккуратного шага. И вот, ОНИ встретились.
- Вы, вероятно, бродяга?
- Совершенная глупость. Я - птица, из любопытства залетевшая в чужой сад.
- Не собираетесь возвращаться назад?
- Когда-нибудь, возможно, но не сегодня. Мне всё ещё слишком досадно и даже немного больно. Я планирую остаться. Надеюсь, вы не станете мне в этом мешать?
- Вы можете делать, что хочется - пожить у нас или убежать. Если намерения ваши чисты, а слова правдивы.
- Ваши глаза красивы.
- Спасибо…
- Хотите я вам спою?
- Хочу.
Они гуляли по саду между кустами спелого барбариса и женщина, похожая на дриаду, никак не могла остановиться, чтобы не слушать волшебного голоса. Он трогал её волосы, в беспечном хамстве весёлого разбойника, не зная, кто она, и что ему быть покойником, если об этом кто-нибудь прознает. Но она ему позволяла, даже если не отдавала себе в этом отчёт. Ее завораживал безумный полет серой птицы.
- Вам нравится или мне остановиться?
- Нравится. Особенно, про соловья.
- Как считаете, похож ли он на меня?
- Вне всяких сомнений эта птаха - ваш истинный персонаж.
- Хорошо. Тогда, теперь буду зваться: “Пташ”.
***
Песня принесла с собой видения. Они окружили Фрея плотной спасительной пеленой, давая возможность передохнуть и расслабиться. Сквозь эту иллюзорную стену не долетали звуки беснующегося мира. Внутри царил покой, свет осеннего солнца и счастливые улыбки матери. Фрейнгард увидел её такой, какой никогда не знал - легкой, свободной, заливисто смеющейся. Не смотря на весомый возраст, она дышала молодостью и нерастраченной любовью. Она падала в эту любовь без раздумий и без остатка, наслаждаясь ее интенсивным горением. Никакие признаки увядания не трогали её, сохранившего молодость, лица. Леди Лиалуара хохотала, танцуя и порхая между деревьев сада под дурачливую, весёлую песню соловья.
***
- Он был когда-то очень силён. (Наверно, почти, как я!)
Кто-то его обозвал королём (Жалко, что не меня!)
Но, в троне его обитала мышь
А, в рваной подушке - моль.
Он день-деньской не слезавший с крыш,
Всё-равно был король!
- Перестань! Я больше не могу смеяться!
- И вот, как-то раз, трубочист не смог
Дело закончить в срок.
Ночь настала, а у него изрядно помятый бок.
Домой он вернулся (В большой дворец!)
И долго на всех кричал.
Слушала мышь, восхищалась моль
И таракан пищал.
- О, не-ет! Ты невозможен!
***
Дни, во всплывающих миражах, пролетали за днями. Фрей не успевал сосредоточиться на одном, как наступал следующий. За осенью спешила зима, за ней весна и лето. Менялись песни, менялись интонации в разговоре, чаще и больше растягивались паузы. Тишина стала навещать цветущий, играющий сад. Серая Пташка наполнялся грустью, пока не замолчал вовсе.
***
- Почему ты так хмур?
- Я чувствую, что мне здесь нет места. Ты - королева. Ты - замужем, а я, всего лишь твой любовник. К тому же, человек.
- Раньше тебя это не пугало.
- Раньше… раньше я не был в тебя влюблён. А теперь, у меня болит сердце.
- Пташка…
- Я уйду, Лиа. Так всем будет спокойнее. Может, вдали от тебя, моя любовь угаснет и больше не будет причинять мне таких мучений. Да, и тебе не следует водиться с дрянным разбойником. Мало ли что перещелкнет в моей голове.
- В твоей голове только прекрасные песни.
- Нет. Её населяют монстры. Я пою, чтобы заглушить их голоса.
- Так спой для меня ещё раз!
- Прости. Я уже не помню слов.
***
Чем дальше картины чужих воспоминаний уводили Фрея, тем тоньше и прозрачнее становилась волшебная граница. Яркие краски тухли, нескончаемое вращение света замедлялось, стена таяла и разрушалась. Последний сохранившийся кусок блеснул уцелевшим видом на, заливаемую дождём, тропу. По расползающейся слякоти бежал человек, прижимая к груди слепящую золотую звезду. Она жгла сжавшую её ладонь, но похититель не поддавался боли, уносясь в темноту под раздраженные раскаты грома.
Песня окончилась. Фрей огляделся. Разгромленная спальня опустела, последние зверьки убегали кто в окна, кто в распахнутые, снесенные с петель двери. Казалось, по комнате прошёл ураган, сломав и разбив всё, до чего дотянулся. От кровати не осталось ничего - она превратился в мелкие щепки и обрывки ткани. Никакого тела, разумеется, не было. Природа самовластно вернула принадлежащее себе.