Сначала Питер не понял, почему Крамер и Бен Мартин решили уехать вместе с Тьюзди. Ведь тот собирался вернуться через три часа. Но быстро догадался, в чем дело. Старенький «шевроле» Тьюзди стоял в гараже, примыкавшем к кухне. Там могли свободно разместиться и двадцать автомобилей. Сейчас их было только два — «шевроле» и «ягуар». Крамер и Мартин забрались в кабину и сели на пол за спинками передних сидений. Таким образом Тьюзди мог провезти их через открытое пространство, не опасаясь, что их заметят. А уж в лесу Крамер и Мартин могли спокойно вылезти из машины.
Тьюзди сел за руль. Заурчал мотор. Сквозь открытую дверь, соединяющую гараж и кухню, старик взглянул на Эмили, и «шевроле» неторопливо выкатился на лужайку. Телицки захлопнул дверь. Повернулся к Питеру, зажав под мышкой ружья. Питер буквально читал его мысли. Телицки искал предлога разделаться с ним.
— Иди к Джорджии, — приказал Дьюк Лонг Труди.
— Послушай, Дьюк, не хочу я сидеть целый день с покойником.
— Делай, что велел К. К., — отрезал Лонг.
— Я хочу кофе. — Питер поймал ее умоляющий взгляд. Труди как бы говорила, что не сможет узнать, где хранятся ружья, если будет привязана к Джорджу. Но он ничем не мог ей помочь.
— Налей себе кофе и вали к Джорджи, — решил Дьюк.
Труди подошла к плите.
— Рукоятка горячая, — предупредила ее Эмили.
Девушка нашла державку, налила себе кофе.
— Не пойму, почему именно я должна сидеть с этим недоумком, — проворчала она.
— Не тяни резину, — прикрикнул на нее Дьюк.
Труди прошествовала через кухню и исчезла за дверью.
Дьюк повернулся к Питеру и двум женщинам. Его глазки-пуговки впились в Линду.
— Сидите тихо, и вам ничего не будет, — изрек он.
— Не забывай, одноногий — мой. — Телицки поднялся, чтобы налить себе кофе. Затем он и Лонг пересели на дальний конец стола, выложив перед собой ружья. Потекли первые минуты трехчасового ожидания.
— Хотите еще что-нибудь съесть? — спросила Эмили Питера.
— Нет, благодарю.
Линда чуть повернулась. Дьюк не отрывал от нее глаз. Должно быть, она знала, что ждало ее, во всяком случае, в воображении Дьюка. Все более отчетливо ощущал Питер близость с обеими женщинами и стариком. Опасность рождала единение, привязанность сплачивала людей, не имевших ранее ничего общего. То же самое испытывал он и на войне.
Питер взглянул на Линду. Внешнее спокойствие давалось ей нелегко. Мечта фотографа: высокие скулы, гладкая кожа, выразительные, все понимающие серые глаза. И он, беспомощный, одноногий калека.
— Бедный Тьюзди, — внезапно прервала молчание Эмили. — Прожить всю жизнь, следуя определенным принципам, и в самом конце предать все, во что верил, обмануть друзей, склониться перед ненавистной силой. Интересно, как бы он поступил, если б не было меня?
— И что бы он сделал? — откликнулась Линда.
Они разговаривали, словно не замечая присутствия Телицки и Лонга.
— У него был бы выбор. Я отняла у него эту возможность.
— Я наблюдала за вами и завидовала.
Темные брови Эмили поползли вверх.
— Завидовали?
— Как бы все это ни закончилось, вы столько лет любили друг друга. Такое достается немногим.
— У вас есть в городе кавалер?
Линда покачала головой.
— Тот, кого я любила, погиб во Вьетнаме.
— Вам повезло. Разумеется, не в том, что его убили, а потому, что он не ждет вас в Барчестере, не находя себе места, думая о том, что с вами случилось или случится. На себя Тьюзди наплевать. Но он боится за меня, и это убивает его.
Рука Линды с такой силой впилась в край стола, что покраснела кожа под ногтями.
— Я стараюсь оставаться такой же невозмутимой, как и вы, Эмили.
Взгляд Эмили скользнул по бандитам.
— И правильно. Наш страх только порадует этих дьяволов.
Телицки ухмыльнулся.
— Ты еще помолишь о пощаде, когда придет срок, мамаша.
— Они ждут нашей смерти, как нормальные дети — прихода гостей на день рождения. Что произошло с ними, Стайлз? Что случилось с нынешней молодежью? Я допускаю, что наша ситуация — это крайность, но юность что-то утеряла. Никаких традиций, никаких грез, ничего из того, что было в наше время.
— Возможно, то же самое говорили и о вас, Эмили, когда вы были натурщицей в Париже, — ответил Питер. — Позировали художникам без одежды, жили в грехе с Тьюзди. В те дни тоже спрашивали, что случилось с молодежью.
— Вы говорите о социальных нормах, — возразила Эмили. — Тьюзди и я их нарушали, но Тьюзди — самый нежный, самый добрый мужчина из встреченных мной, Он всегда ненавидел насилие. Он никому не причинял зла. А сегодняшние подростки наслаждаются насилием. Они сбиваются в толпы вместо того, чтобы становиться личностями. Перед ними открыты все пути: образование, работа, творчество. Но это не для них. Знаете, как они развлекаются? Поджигают людей и смотрят, как те горят. Но даже эту забаву они придумали не сами. Вычитали в газете и повторили у себя.