Я двигаюсь. Я иду, иду к краю гостиной, где расположен мой выход.
— Защелка на окне будет открыта. Толкайте окно, полезайте в него. За ним сад. На этом пока все.
Том Первый снова щелкает пальцами, зажигается свеча, затем вторая.
— Мы еще не придумали, как вам сбежать. Займемся этим на следующей неделе. А пока учитесь замечать направление, делайте это где только возможно. И учитесь двигаться в темноте.
Я киваю.
— Еще раз. Сначала.
Глава 22
Тоби
Сейнт-Энн-лейн, район Олдерсгейт, Лондон
23 декабря 1601 года
Ответ на запрос о прошлом Кита пришел мне этим утром. Именно этого я и ожидал, и именно это не хотел узнать.
Сведения убийственные.
Кит утверждает, что служил конюхом в благородном семействе в Плимуте, маленьком городе на юго-западе Англии. Но мне удалось узнать, что в Плимуте вовсе нет аристократов, по крайней мере, заслуживающих внимания. Существуют разумные и относительно безобидные причины, по которым он мог соврать. Вероятно, он отправился в Лондон не при таких благоприятных обстоятельствах, как утверждал. Возможно, его выгнали, или он сам ушел до окончания оговоренного срока. В любом из этих случаев мне понятно, зачем скрывать свою историю. Такие поступки подлежат наказанию, и ему нужно было оставить как можно меньше следов.
Допуская такую возможность, я распространил свое расследование на все благородные семьи в Девоншире, где расположен Плимут. Их девять, и ни в одной не держали конюха по имени или фамилии Кит, Кристофер, Альбан. Ни сейчас, ни раньше. Ни у кого не служил конюх с другим именем, который пропал бы при каких бы то ни было обстоятельствах, благополучных или нет. Вообще ни один работник не исчезал за последние шесть месяцев, не говоря уж о шести неделях.
Это плохо. Кит и раньше был подозрителен из-за того, что он умен, образован и складно говорит; это мне о нем известно. Теперь в свете не подтвердившихся фактов, которые были известны мне лишь с его слов, он становился еще подозрительнее. Я думаю о том, что узнал, проводя с ним время, переосмысливая эту информацию в новом свете, ведь теперь он стал одним из трех главных подозреваемых. Вероятно, он участвует в заговоре, имеющем целью убийство монарха. У меня не получается размышлять о нем в таком ключе. Я вижу только его улыбку, слышу голос, думаю о его ладном стройном теле. Все это не вяжется с моими представлениями о человеке, собирающемся взять нож или пистоль — скорее, нож, пистоль сложнее спрятать, — пробиться сквозь строй стражи и министров и вонзить клинок в грудь или шею королевы. Ударить несколько раз, чтобы точно убить ее. Да еще верить, что потом удастся уйти. А может быть, уходить он не собирается? Может быть, он настолько отчаян, что готов таким образом покончить с собой? Но в это тоже не верится. Кит, которого я знаю, слишком живой, смешливый и смелый, чтобы поставить на себе крест ради идеалов. Да и нет у него таких идеалов, ни религиозных, ни политических. Иначе он не целовался бы со мной на берегу Темзы, нарушая и законодательные, и религиозные запреты.
Угрюмым на моей памяти он был лишь единожды: в «Русалке», когда говорил о парне по имени Ричард. Друге, ныне покойном. Тут что-то есть. Может, Ричард — не сын аристократа? Может, он вовсе не был другом Кита? А был, например, отцом, братом или любовником. Но этот человек много для него значил. Возможно, это единственная правда о Ките, которая мне известна.
Я думаю обо всем этом, сидя у стола в своей квартирке. Уже почти стемнело, передо мной мигает свеча и лежит лист пергамента, в руке перо. Я работаю над новым отчетом для королевы, в котором мне предстоит сузить список подозреваемых с семи до трех. Укажу имя Кита — подвергну его риску до конца дней. Ни один его шаг не останется незамеченным, незаписанным. Каждый поступок будет считаться подозрительным. И это никогда не кончится. Даже если королева умрет в этом году, в следующем году или еще годом позже (Господи прости, Боже, храни королеву!), этот список перейдет ее наследнику и к следующему за ним монарху. Если свершится любое преступление без очевидного подозреваемого, вспомнят Кита. При любом намеке на бунт вспомнят Кита. Добавить его в список — дело серьезное. Я должен быть полностью уверен в своих выводах.
Я откладываю отчет и беру другой лист пергамента. Пишу письмо своему человеку на западе, прошу его поискать семьи, где был сын возраста Кита, плюс-минус пять лет, которого звали бы Ричардом. Имя простое, список будет длинным, но в нем может найтись что-то важное. Потом я прошу разузнать о пропавшем конюхе или другом слуге уже не в Девоншире, а в соседнем Корнуолле. Я не проверял те края, слишком уж это далеко. Но теперь я узнал о происшествии, случившемся в прошлом октябре, и о казни священника Райола. Стоит подумать.