— Кейтсби хочет вернуть инквизицию? — спрашиваю я наконец. — Он не говорил…
— Ну, он может назвать правосудие по-другому. Но Испания давно к этому стремится. И Франция тоже. Это будет сочтено возмездием за отвратительные законы против нашей веры. В Европе нет страны, которая не поддержала бы инквизицию. Но вам не о чем беспокоиться, Катерина. Вы согрешили, но вы исповедуете истинную веру. Вы будете спасены.
— Но это ведь именно то, что они сделали с нами! Они преследуют нас, ставят нашу веру вне закона и сжигают наших священников, а мы хотим сделать то же самое с ними? Нельзя отомстить, просто обратив против обидчика его же оружие.
— Наше дело правое, — говорит Йори и снова исчезает на своей половине.
Но на самом деле это же не так!
Глава 26
Тоби
Сейнт-Энн-лейн, район Олдерсгейт, Лондон
24 декабря 1601 года
Когда парень по имени Кит оказался девушкой по имени Катерина, дело усложнилось куда сильнее, чем я ожидал.
Это изменило ход моего расследования — из трех главных подозреваемых осталось двое. Обычно я радуюсь, сокращая список. Это всегда результат долгих часов, дней, а иногда и недель работы, выслеживания, расспросов, погонь, переписывания бесконечных строк, учета обрывков сведений, которые я собираю, чтобы объявить кого-то невиновным. Это доказывает, как много и хорошо я работаю и что равных мне нет. Но я пока не нашел слов, чтобы объяснить, почему Кит вычеркнут из моего списка. Как, после недель наблюдения за нею, проведенных с нею часов и поцелуев…
Как я этого не понял? Я должен был понять, но не смог.
Дело не в том, что она невиновна. Я еще ни разу не видел человека, который не был бы виновен ни в чем. Кит — Катерина виновна в сокрытии своего пола, а вся остальная ложь нужна только для поддержки этой: от запроса о ее прошлой жизни, который ничего не дал, до ее странного девонширского акцента, который постоянно казался слишком сильным; от потертой одежды до неожиданной образованности. Я предполагаю, что она — дочь аристократа. Скорее всего, ей нашли жениха, и она сбежала от него в Лондон, переодевшись парнем, чтобы исполнить свою давнюю мечту и попасть на сцену в театре Шекспира.
Яростным росчерком пера я зачерняю имя Кита Альбана на своем листе пергамента. Он больше не существует для меня как подозреваемый. Он вообще больше не существует. Я должен заняться Саймоном Севером и Томасом Аларом, вот и все. До представления две недели, и к этому времени я должен выбрать из двух подозреваемых одного.
Я встаю и надеваю плащ. Сегодня снова репетиция, последняя перед рождественским перерывом, и одна из последних перед самим представлением. Последним представлением. Я не могу совершить ошибку. Я должен предъявить королеве ее убийцу, получить награду и, никому не говоря ни слова, сесть на борт первого же корабля, идущего во Францию, и сбежать от этой вечной лжи. Мешает мне лишь отсутствие собственной куртки. Той, что я отдал Кэри в Уайтхолле. За ее подкладку зашиты все мои сбережения. Шесть тысяч восемьсот фунтов. Куртка все еще у Кэри, и если я не смогу попросить ее назад, не вызвав подозрений, придется вломиться к нему в дом. Но это самое последнее средство.
Я пробегаю мимо квартирной хозяйки, которая зла на меня за то, что я отверг ее ранний рождественский дар, принявший вид ночного стука в дверь, и выхожу на грязную улицу. Сегодня ясно и морозно, воздух прозрачен и чист, солнце играет на водах Темзы. Город гудит, готовясь к грядущему празднованию Двенадцатой ночи. Я решаю не ходить через Лондонский мост, сейчас запруженный телегами, фургонами, лошадьми и людьми. Лучше уж расстаться с монеткой, чтобы добраться до «Глобуса» на лодке.
— Ты актер? — спрашивает меня лодочник, когда я называю ему нужное место.
Я киваю в ответ.
— Ох, хорошо! Я на прошлой неделе видал последнюю пьесу Шекспира — «Как вам это понравится». Мне так очень понравилось! — Он хохочет над собственной шуткой. — Я слыхал, у него опять новая пьеса. Тайная, только для королевы?
— Правда? — Я пустил этот слух шесть недель тому назад. Меня всегда удивляет, как быстро разлетаются подобные сплетни. — Но какая же это тайна, раз ты все знаешь?
— И то верно! Но ты ведь понимаешь, как это бывает. Двое могут сохранить тайну, только если один из них мертв. С тебя пенни, — добавляет он, когда лодка утыкается в берег.