— Ты меня допрашиваешь? Помни, с кем разговариваешь.
— С полудохлым стариканом, прячущим свои сочащиеся раны и окровавленные повязки под тёмными рубашками.
— Не правда ли, забавно играть в ангела? Чувствуешь себя могущественным. Всесильным. Не дай этому засесть у тебя в голове. Даже если старкова часть тебя исчезла, это не делает тебя ангелом. В лучшем случае, наполовину. Ты инновационная игрушка, вроде говорящей куклы или морских обезьянок[323].
Я беру атаме и сую обратно между рёбер Люциферу. Он сгибается пополам и падает на пол. Я оставляю его там и иду к оружейному шкафчику Ричи, чтобы поискать патроны. Нахожу нужные на верхней полке и перезаряжаю Смит и Вессон. Беру эту и ещё одну коробку патронов и кладу в карман.
— Ты всё знал об этом. Ты знал о Коралин и Аки, и о том, как они собираются убить город.
— А что, если и знал? — говорит он с пола.
— Почему? Ты владеешь половиной этого места. Почему ты позволил этому случиться?
Люцифер пытается сесть. Смотреть, как он барахтается, начинает раздражать, так что я вытаскиваю нож. Он глубоко дышит, опираясь локтем о пол.
— Помнишь, как я пришёл к тебе в комнату после того, как ты остановил жертвоприношение ангелов в Авиле? Я пошутил, что ты мой научный проект.
— Да.
— Ты всё ещё им являешься.
— Ты отправил Спенсера Чёрча в бар тем вечером.
— Мне пришлось. Ты так много пропустил в своей пьяной жалости к себе за эти последние месяцы. Ты не замечал, как исчезают люди и не ощущал присутствия големов в эфире. Я послал Спенсера, чтобы слегка подтолкнуть тебя в правильном направлении.
— Почему я? Почему я твой чёртов проект?
Он затягивается «Проклятием» и кашляет. Дым струится из раны в боку.
— Разве ты не был в молодости бойскаутом? Я помогаю тебе заработать очень особенный значок отличия.
— Поясни.
Люцифер качает головой и смеётся.
— Опять этот тон. Ты начинаешь говорить, как Аэлита. Мне не нравится, что ты нависаешь надо мной. Помоги мне сесть в кресло.
— Думаю, ты неплохо смотришься и там, где находишься.
— Ну ладно, развлекайся. Однако, должен заметить, если ты не поможешь мне, Мейсон победит, а ты умрёшь. И если тебе кажется, что сегодня ночью творится ад на Земле, деточка, ты ещё ничего не видел.
Я прячу пистолет в кобуру, беру его за плечи и усаживаю в кресло. Не могу сказать, стал ли он меньше, чем я помню, или это я становлюсь сильнее. Возможно, и то, и другое. Люциферу приходится опираться на руку, чтобы не завалиться. Он кладёт «Проклятие» на консоль и позволяет ей прожечь пластиковое покрытие.
— Я уже не тот ангел, каким был раньше. Там в отеле я не просто так открыл тебе свой грязный маленький секрет. Правда заключается в том, что мои раны становятся хуже, а не лучше.
— И ты не хочешь, чтобы Мейсон или твои генералы увидели, как ты слабеешь. Я это понимаю.
— Когда Отец сверг нас с Небес, всё, что он дал нам — дырку в земле. Я по своей доброй воле построил ад, так же, как он создал рай. Но теперь я разваливаюсь на части.
— Как и ад.
— Король — это страна. Страна — это король. Умирающий король — это смерть страны. Старая история.
— Если тебе нужен чёртов доктор, почему не обратишься к Кински? У него есть чаша для пунша c божественным светом Господа. Это не поможет?
Он смеётся.
— Уриэль[324] достаточно сентиментален, чтобы помочь мне. Вот почему он с самого начала влюбился в вас людей. Но правда в том, что я не ищу такой помощи. Чего я хочу, так это вернуться домой. Но я не могу просто бросить ад. Падшие — это моя ответственность. Я не могу оставить их Мейсону, хаосу и самоуничтожению. Когда меня не станет, аду понадобится новый Люцифер.
— Если всё катится туда, куда я думаю, тогда в жопу тебя и всех остальных ангелов с чёрными сердцами во Вселенной.
— Осторожнее с подобными проклятиями. Не забывай. Ты теперь один из нас.
Он смеётся собственной шутке и тушит «Проклятие».
— Не пойми меня неправильно. Я не собираюсь возвращаться домой, чтобы пасть на колени и вымаливать прощение у Папочки. Я всё ещё верю в эту дискуссию. Ангелы не должны быть рабами Господа или человека. Но я сожалею о том, как вёл этот спор раньше. Обо всей этой резне. Я никогда не буду одним из подхалимов Отца, как Михаил. Я буду такой же занозой в заднице Небес, как был всегда. Но я больше не ребёнок и не хочу спалить дом дотла.
— То, чем занята Аэлита?
— Ты знаешь об этом?
— Она сама мне сказала. Она практически хвасталась этим. Она сказала, что я наставил её на верный путь, когда явил гладиус.
323