Лестница привела в надстройку. Хаким закрыл дверь, рабочий шум снизился, в тесной комнатке можно было не повышать голос.
— Салям алейкум, Рахматулло. – обратился Хаким к широкоплечему таджику лет 50. На крепыше была черная роба с закатанными рукавами. Он сидел за столом, в руках держал дымящуюся чашку.
— Ва аллейкум ассалам. – улыбнулся Рахматулло, превратив лицо в потрескавшийся горщок.
— Мир вашему дому. – вспомнил перевод Дмитрий.
Хозяин сказал что‑то по–таджикски. Хаким засмеялся и ответил на своем языке, Кабанову объяснил:
— Спрашивает, говоришь ли по–нашему.
Рахматулло жестом пригласил к столу. Гости сели. Рахматулло некоторое время разглядывал Дмитрия, наконец, что‑то произнес.
— Годишься. – перевел Хаким.
Рахматулло говорил по–таджикски, Хаким выступал переводчиком.
— Уважаемый спрашивает, на что ты готов ради денег.
— На все, кроме убийства женщин и детей. – отчетливо сказал Кабанов. — И с наркотиками иметь дел не буду.
— Есть один человек, который не должен жить.
— Которого нужно убить.
Рахматулло улыбнулся. Сказал явно одобрительную фразу.
— Да. – перевел Хаким. — Дело несложное, уважаемый даст 100 тысяч рублей.
— Этот человек в пределах реальной досягаемости?
— Конечно, это не депутат и олигарх, хотя ходит с охраной.
- 300 тысяч рублей, машина и время для подготовки.
— Уважаемый предлагает 200 тысяч и мою помощь.
— Хорошо. Кто объект?
Рахматулло достал из кармана фотографию, подвинул ее по столу Кабанову. Фотография была сделана цифровой мыльницей, в углу красные цифры – совсем недавняя дата. На фото запечатлены три азиата, идущие вдоль ряда автомобилей.
— Тот, что постарше. Его зовут Ахметхан.
— Разве у уважаемого нет своих парней, готовых выполнить работу дешевле?
— Нужно так сделать, чтобы подумали на скинхедов.
— Здесь политикой не воняет?
Таджикский Карлеоне собрал морщины в брезгливой гримасе, что‑то недовольно сказал. Хакми перевел:
— Никакой политики! Это наши внутренние дела. Люди Ахметхана никак не должны подумать на соотечественников.
— Мне нужен аванс 50 процентов и вся значимая информация об объекте.
Рахматулло достал из кармана свернутые оранжевые купюры, катнул цилиндр в сторону Кабанова. Наемник взял деньги и посмотрел на заказчика.
— Хаким расскажет что надо. – с едва заметным акцентом сказал Рахматулло.
— Слушай, Хаким, а зачем ты переводил? – спросил Кабанов. – Твой босс по–русски не хуже говорит, верно?
— Рахматулло умный человек. – усмехнулся Хаким.
Не хочет Рахматулло, чтобы заказ из его уст понятен был, догадался Кабанов. Что ж, значит, ликвидация исполнителя пока не предусмотрена.
Исполнитель и посредник ехали в город. По пути Хаким довел информацию об объекте. Дмитрий прекрасно сознавал, что информация субъективная и далеко не полная.
Со слов Хакима выходило, что Ахметхан недавно приехал из Таджикистана и слишком ретиво вклинился в налаженный бизнес уважаемых людей. Ахметхан пожелал все и сразу и плевал на авторитеты. Первоначальный капитал сколотил на перепродаже афганского героина. Этот бизнес не бросил до настоящего времени, поскольку его прибыльность была на порядок выше всех других вместе взятых. Но такая прибыльность прямо пропорциональна опасности угодить на нары, поэтому Ахметхан подминал под себя полулегальный бизнес соплеменников.
— Ситуация в целом ясна. – сказал Дмитрий. – Завтра с утра я позвоню, начнем подготовку.
Кабанов вышел у кафе «Фрау Мюллер». По дороге зашел в магазин за продуктами. Борис Львович был дома, от похода в рюмочную воздержался. Дмитрий выложил хлеб, пачку спагетти, колбасу, чай, сахар. Горохов оторвался от чтения и принялся нарезать бутерброды.
— Как ты, дядя Боря, к инородцам относишься? – спросил Кабанов за завтраком.
Борис Львович стряхнул крошки с бороды и, секунду подумав, ответил:
— Под инородцами мы обычно азиатов подразумеваем. Мол, сами‑то мы европейцы – всякие германцы с поляками вроде как с одного поля. Европопцы, твою мать! Азия, Евразия, с двух сторон по безобразию!
Я тебе так скажу: не любят у нас чуркестанцев, и им не за что нас любить. В свое время империей решили называться, захотел Петр титул императора примерить. Так он чухонцев воевал, окно рубил на севере, Европам кузькину мать показывал. А вырожденцы Романовские на Азию рот разинули. Все земли расширяли, только не подумали, кто ее обрабатывать и защищать будет. Мужиков собрали и повели полководцы по горам и по пустыням, сверкая эполетами, все как есть наполеоны. Ладно бы оставили буферной зоной, так нет, мы вас, тюбетейки, грамоте обучим. На тебе, акын степей, балалайку! На тебе, горный орел, бахчисарайский фонтан. Как в той рекламе навязывали: «Вы еще не цивилизованы, тогда мы идем к вам».