Кузнец прав, за помощью посылать некогда. Если ведьму не остановить, один Бог знает, какое зло она выпустит на этих беззащитных людей. Я священник. Сила Бога на моей стороне. А она просто женщина, невежественная старуха, она не сможет противостоять святой церкви.
Я с удивлением понял, что киваю. Мужчины с облегчением переглянулись.
— Да поможет тебе Бог, отец.
Подъём оказался крутым и долгим, хотя я и был к нему готов. Много раз мне приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание, но я боялся слишком задерживаться для отдыха — солнце уже скрылось за холмом. По небу скользили только бледные сероватые отсветы, последние угасающие лучи. Слабая уверенность в своих силах, которую я ощущал в церковном дворе, окончательно исчезла. Боль в груди усиливалась с каждым шагом. Что ждёт меня в этом доме, если, конечно, я вообще туда доберусь? А если старуха уже успела вызвать псов Сатаны — как я смогу встретиться с ними в одиночку?
Я со страхом смотрел на чёрные скалы, торчавшие вокруг, как дьяволовы рога. Я взмок от холодного пота, и только мысли о страшном зле, которое, возможно, совершится при помощи тела невинного ребёнка, удерживали меня от того, чтобы броситься назад. Но я не мог сказать деревенским, что отступил. Видит Бог, они и так меня почти не уважают.
Дорога превратилась в узкую овечью тропу, петляющую между скалами. Местами путь становился опасным, несколько раз я терял опору, оступался и чуть не падал в бурлящую внизу реку. Я ругал себя за то, что забыл захватить фонарь. Как можно быть таким глупым, отправиться на гору, даже не подумав о свете? Может, в сумраке я уже миновал её дом? Уверен, даже ведьма не станет жить среди этих скал. Тропа под ногами исчезла, теперь я шёл по ровной лужайке. Камни и склон холма окружали меня, как крепостные стены, заслоняя даже от слабого света, ещё остававшегося в вечернем небе.
Краем глаза я заметил, как что-то промелькнуло в темноте. Я обернулся. Передо мной в воздухе висел человеческий череп. Я в ужасе замер, а в глазницах черепа внезапно вспыхнуло пламя. Я закричал, отшатнулся, упал и покатился по склону. Земля под головой и плечами исчезла. Я лежал на спине, на самом краю обрыва, повиснув над рекой. На шею летели ледяные брызги, внизу подо мной оглушительно ревела бьющаяся о камни вода. Я судорожно извивался, пытаясь найти опору и выбраться, но трава скользила под руками, и я медленно сползал к реке.
Но кто-то меня схватил. Я вцепился в протянутую руку и с трудом стал карабкаться назад, на берег, пока, наконец, мне не удалось встать на четвереньки на твёрдой земле. Я задыхался, руки и ноги тряслись. Подняв голову, я уткнулся в вонючую и грязную женскую юбку.
Я кое-как поднялся на ноги. Передо мной, держа череп со светящимися глазами, стояла старая ведьма. Теперь, вблизи, я смог рассмотреть внутри перевёрнутого черепа горящий трутовый фитилёк. Красно-оранжевое пламя лизало пожелтевшие зубы. Я не смел пошевелиться, боясь упасть в реку. Из головы вылетели слова всех молитв, которые могли меня защитить. Я крепко сжал железный крест на шее, и выставил руку перед лицом ведьмы.
— Убирайся прочь. Я... я священник. Меня хранит Бог.
Старая карга расхохоталась.
— Тебя от реки не Бог спас.
— Какое зло ты собираешься сотворить этой ночью, старуха? Предупреждаю, что бы ты ни затеяла, я собираюсь тебе помешать.
— Значит, пришёл не дать мне разжечь огонь в очаге? Столько хлопот, чтобы помешать бедной старухе приготовить ужин.
— Не ври мне, женщина, — выкрикнул я. — На огне ты варишь какое-то смертельное зелье. Какое зло ты собираешься с ним сотворить? Я указал на череп, и, к своему стыду, увидел, как дрожит моя рука.
Старуха усмехнулась.
— Разве ты не знаешь, на Самайн все очаги должны быть погашены и снова зажжены от особого огня, чтобы мы могли пережить тёмную зиму [18]? — Она подняла вверх наполненный огнём череп. — Ты же священник. Неужто боишься старой мёртвой кости? Какое зло она может тебе причинить?
В незрячих глазах черепа плясал огонь. Я не мог оторвать от него взгляд. Меня так и тянуло подойти поближе к старухе, но никто из нас не двигался. Такой маленький череп вполне может быть и детским. Я плотно закрыл глаза. Святой Михаил и все архангелы, защитите меня.
— Значит, это голова маленького мальчика? Это Оливер... Что ты наделала, старая ведьма? Где остальные части его тела? А плоть, как ты смогла так быстро счистить её с костей, он ведь только три дня как мёртв? — В животе поднималась волна тошноты. — Господи, неужто ты сварила и съела... Ты это сделала? Говори правду, чудовище, говори, что ты сделала с этим ребёнком!
18
В ночь Самайна, которую теперь зовут Хеллоуином, все домашние очаги и печи в деревне полагалось погасить и зажечь снова от need или neid fire, то есть от огня, разожжённого трением, обычно ударами кремня. Это делалось, чтобы изгнать зло и призвать солнце вернуться. В некоторых районах люди делали собственный need fire, в других разжигался общий, из которого каждый хозяин брал огонёк для своего домашнего очага. Там, где зажигали общий need fire, между людьми возникали споры, кому первому позволено брать огонь из костра.