— Уговорю, — заключила Мария Григорьевна. — Яков и Розка ей все равно уже про приход вашей девчонки с рецептом сказали, так что большой новостью твой интерес к Евдокее для нее не будет. Но, понимаешь, не захочет она при мне-то откровенничать, — засомневалась вдруг старушка.
— А что так?
— Что, что… — Мария Григорьевна вскинула прищуренный взгляд куда-то повыше головы собеседницы. — В партейные годы Евдокея горбатилась на них по должности, Ваньку им нянчила, дом, бывало, присматривала и вообще во всем помогала. А теперь дело другое, теперь это голая капиталистическая эксплуатация, грех то есть. Не будет она при мне открываться, засовестится. Она, правды деть некуда, баба бесстыжая, но меру знает.
— А мне и не надо при вас! Так даже лучше.
— Ну, тогда давай телефон и жди моего сигнала.
***
Но позвонила Ясеневой не Мария Григорьевна, а сама Зоя Ивановна, и не когда-нибудь, а в тот же день по полудни. Хвостиком виляла, даже по голосу чувствовалось. Ясенева, уловив ее настроения, приняла игру в поддавки, намекнув, что всему поверит, что та рассказать надумала. Договорились встретиться на следующий день и посидеть на лавочке в скверике.
— И вам будет рядом, — гомонила предупредительная Зоя Ивановна, — и я прогуляюсь, а то все в доме сижу, лень бывает пройтись без дела. А дел особенных нет.
Хотелось Дарье Петровне встретиться с Зоей Ивановной у себя дома, чтобы спокойно записать этот разговор на диктофон, да, видно, придется отказаться от этого. Хотя попробовать можно. Дарья Петровна поставила на зарядку аккумуляторы и задумалась, как незаметнее приспособить на себе микрофон. А потом поняла, что не сможет по совести своей без разрешения противоположной стороны записи эти делать. А значит, нечего комбинировать, возьмет диктофон в руки и дело с концом, если Зоя Ивановна возражать не будет.
До вечера прикидывала, что может неожиданного услышать от новой знакомой, кроме того, что Ваня их болел и они попросили Евдокию Тихоновну сходить в аптеку за лекарством. Знает ли Зоя Ивановна о прошлогоднем приключении ее подруги в новомосковском лесу или нет?
Утро вечера мудренее, не зря сказано. Утром Ясенева была готова к разговору, в котором ей очень хотелось зацепить тему Ваниных увлечений шахматами, поговорить о его переживаниях по случаю потери друга Жени Пиленко и о ночных похождениях в поисках преступника.
Солнце, подымаясь из-за собора, било им сначала в спины, приятно согревая, а потом переместилось на левую сторону и начало заходить так, чтобы светить в лицо. На эту его дорожку, дугой описанную по небу, ушло немало времени, а Зоя Сафронова никак не могла наговориться со своей новой знакомой. Дарье Петровне пришлось потрудиться, чтобы снять с той напряжение, рассеять подозрения в возможном подвохе или обвинениях. Она много рассказывала о себе, о своей жизни, говорила об отце, о книге, которую о нем пишет, с неподдельной искренностью благодарным словом вспоминала те времена, которые Мария Григорьевна по ярмарочной балаганности своей называла «партейными». На самом деле не такой Мария Григорьевна была простой и забитой, чтобы не выражаться грамотно, но вот пристал к ней такой именно стиль общения, и терпи ее театральные выкрутасы. Нравилось ей это, что ли.
А потом перешли в разговоре на детей, на внуков. И опять же сокрушались обе, что нет детям, на кого равняться, что старых героев порушили, развенчали, зачеркнули в представлении молодых их роль и значение в нашей жизни. А новых не создали. На чем детей воспитывать, кого в пример ставить? Никто не думает, что ниша эта осталась пустой, и фильмы заграничные резво заполняют ее эдакими суперменами, которым море по колено. Когда-то, в конце ХІХ века, старшее поколение опасалось дурного влияния нигилизма, а теперь этот нигилизм благом был бы. Здоровые сомнения и поиски новых идеалов никому повредить не могут. Но нет же, насаждается вседозволенность, безнаказанность, что по меткому выражению самих же бандитов есть не что иное, как беспредел.
Так подошли и к Ване.
— Говорила мне Мария Григорьевна, что болел он сильно в эту зиму, так ли? — спросила Ясенева. — Знаю, что он у вас мальчик умный и заводной, о нем хорошо в школе отзываются.
— Это в какой? — встрепенулась Зоя Ивановна. — Если в средней, то лицемерят, троечник он у нас, заниматься не хочет. А если в шахматной, то тут правдивые сведения. Он очень шахматами увлечен, и там в первых чемпионах ходит.
Мало-помалу, обсуждая темы воспитания Вани и влияния на него ближайшего окружения, Ясенева незаметно вплела в них и Евдокию Тихоновну.
— Не поверите, — привычной фразой начала рассказывать Зоя Ивановна, — я порой даже ревновала его к Евдокее. Она в нем души не чаяла, привязалась. Известное дело, сызмальства с ним, с колыбельки, считай, нянчилась. Мы его в ясли-садики не водили, берегли от болезней. Вот она нас и выручала. Ваня рос болезненным, капризным, беспокойным мальчиком, мы прямо выматывались с ним. А она возьмет его к себе на несколько часов, а мы за это время и с работой справимся, и поспать успеем. Отдых нам давала, это правда. И он к ней привязался, как к родной. Хм, — засмеялась Зоя Ивановна, прервав прежнюю мысль. — Помню, как она его маленьким качала на своей груди. Она-то высокая была, крепкая, грудастая. Положит, бывало, его запеленатого себе на грудь, пальчиком тот сверток придерживает и ходит, грудью покачивает. Он и засыпал так. Смех!
— Думаю, вам от этого только спокойнее на душе было, лишний глаз за мальцом всегда не помеха, — ввернула Ясенева.
— О чем вы говорите? Конечно! Да, так вот, он ей поверял свои шалости, а она его или бранила и говорила, чтобы он больше так не делал, либо, если дело было пустяковое, покрывала, чтобы от нас ему не перепало. Яшка в строгости Ваню держит, спуску не дает.
— Наверное, и Евдокия Тихоновна с Ваней бывала откровенной, иначе бы он не стал ей так доверять, — снова вставила Дарья Петровна свою мысль, чтобы разговор равномерно тек. — Да, ей-то и откровенничать, по сути, не с кем было, как я поняла.
— Да, у них дружба была настоящая! Я же говорю, что даже ревновала его к ней. Но у Евдокеи талант был с детишками общаться. Такому не научишься, чего уж тут обижаться. Вот, к примеру, нарвалась она как-то в своих похождениях за шелковицей на маньяка: тот догнал на поляне парнишку и, не видя, что в кустах притаился свидетель, на ее глазах решил поломать его. Так она не побоялась, крик подняла и спасла-таки невинную душу от верной смерти. Ну что? Я, если бы такое увидела, постеснялась бы и себе признаться. А она нет. Позвала Ваню и рассказала ему все до тонкостей, как и что происходило, как тот зверь действует. И говорит, мол, будь осторожен, цепляется он к мальчишкам в транспорте, на улице, где ни увидит, а потом преследует до укромного местечка и нападает. Научила его быть осторожным. Да еще приказала друзьям рассказать, всех предупредить, и приметы ему описала.
Ну, те приметы Гришунины Ясенева уже лучше этой рассказчицы знала и поэтому расспрашивать не стала. Но сворачивать разговор не собиралась и подлила, что называется, масла в огонь:
— А потом случилось это несчастье в Женей Пиленко… Понимаю. Не забоялись мальчишки по улицам ходить? Этот же людоед мог Женю от самой шахматной школы до дому вести, а потом на пустырь заманить или затащить. Кто теперь скажет?
— Как раз на боязливого попали, — усмехнулась Зоя Ивановна. — Да наш Ваня организовал бригаду ребят и все лето, до конца каникул, охотился на этого маньяка в тех лесах, где Евдокея его видела! Это ж он думал, что я не знаю, а я все сразу усекла. Евдокея же и мне рассказала про это приключение. Не тревожилась я лишь потому, что они гурьбой ходили, не по одному, просто высматривали мужчину, похожего по ее описаниям. А вот после гибели Жени… — она опустила глаза и начала теребить край курточки, словно отдирая от нее невидимую грязь. — После этого они переменили тактику на более опасную и начали заманивать зверя на живца. Живцом, можете не сомневаться, был Ваня. Я как унюхала это, покой потеряла. Поймите, родителям сказать не могу, потому что они встанут на дыбы, а Ваня от задуманного не отступится, ведь большой уже мальчик, свой характер имеет. И будет в семье скандал и разлад. И я решила пойти на сговор с Евдокеей. А, если здраво рассудить, к кому мне было кидаться? Вот мы и решили по очереди его пасти. Да, не удивляйтесь, — теперь Зоя Ивановна посмотрела Ясеневой прямо в глаза. — Исподтишка следили за ним.