Лифт, тихо шурша и поскрипывая, поднялся к кабинету вора "в законе". В коттедже было пять этажей, из них два – под землей. Лифт до конца не опускался, потому что самый нижний подвальный этаж, разбитый на отсеки, являлся хорошо замаскированным тайным бункером, где Базуль хранил деньги и другие ценности; отсюда начинался и подземный ход.
Свой кабинет Базуль любил. Он был огромным и занимал большую часть второго этажа. Отделанный ценными породами дерева, обставленный очень дорогой офисной мебелью – не модерновой итальянской, слепленной на живую нитку из фанерованной деревостружечной плиты, а массивной, солидной, изготовленной за границей по спецзаказу, с резьбой и инкрустациями – кабинет грел его душу и добавлял значимости. Сидя в кожаном кресле с высокой спинкой, Базуль, насквозь прагматик и циник, нередко предавался мечтаниям – будто ему было не шестьдесят с хвостиком, а по крайней мере шестнадцать. Ему представлялось, что он достиг вершины власти, и шестерки с депутатскими значками и министерскими портфелями ждут в приемной, потея от страха и раболепия. Под окнами стоит караул, но не тот, в ватниках и с автоматами наизготовку, к которому он привык в зоне усиленного режима, а в парадной форме, с аксельбантами и хромированными карабинами, и чтобы старшой с саблей… блеск!
Власти у него и теперь хватало. Денег тоже. Уважение? На кой оно ему? Можно подумать, что государственные мужи пользуются любовью и почтением сограждан. Они только делают вид, выпендриваясь перед телекамерами, будто выступают от имени народа, не чающего в них души. Никому они не нужны и людям мочиться на них с высокой колокольни. Только абсолютный идиот может думать поиному. А при всем том, паханов от политики дураками назвать никак нельзя.
На самом деле крохотным и закрытым мирком власть имущих правят деньги. И страх. Но какой-нибудь большой начальник боится скорее не за свою жизнь, а за то, что он плохо сыграет или вообще провалит свою роль, и его же бывшие подчиненные будут смеяться над ним и плевать ему на лысину.
В последние два-три года Базуль не находил себе места от червя, пожирающего остатки здравого смысла.
Он копошился где-то внутри черепной коробки, лишая покоя и уверенности в себе. А все началось с одного сна, который потом повторялся в разных вариациях много раз.
Ему приснилась тайга. Странная какая-то, не похожая на ту, что он помнил: низкие багровые тучи, черные листья на деревьях, а на болотцах вместо воды лед. И это летом – он почему-то был уверен, что на дворе июль. Тайга безмолвна и неподвижна, будто нарисована. Ни единого звука или шороха. Но впечатление нереальности происходящего обманчиво; он знал, что убегает, как это было не раз во время "ходок" в зону, но по его следу идут не лагерные попки,[3] а какое-то чудовище, ужас в рафинированном виде во плоти. Он бежит изо всех сил – даже не бежит, а летит, едва касаясь босыми ногами обжигающехолодной ледяной корки и почему-то покрытых колючками болотных кочек – однако страшилище за спиной настигает его медленно и неотвратимо. Он пытается закричать, позвать на помощь, хотя ему понятно, что это глупо – кого встретишь в таежной глухомани? – но язык не слушается, а вылетающие изо рта бессмысленные звуки тут же тают, растворяясь в недвижимом и вязком, как патока, воздухе. Вот он уже слышит зловонное дыхание чудовища за плечами и в отчаянии делает рывок на пределе сил. Но ноги не слушаются, они будто ватные, и тогда ему почему-то приходят на память детские сны, в которых он летал.
Взмолившись неизвестно кому, он подпрыгивает вверх и – о благословенное чудо! – начинает парить над тайгой, поднимаясь все выше и выше. Однако радость избавления длится недолго: скорость подъема резко уменьшается, он зависает в сотне метров над землей, а затем стремительно падает. И теперь навстречу ему летят уже не кудрявые и с виду мягкие шапки деревьев, а остроконечные скалы. Но даже не их он боится, а того мутно-серого завихрения, что ждет его внизу. Там, в глубине воздушного омута, чернеет голова чудовища с раскрытой пастью; вот оно показало огромные клыки… земля все ближе и ближе… воздух вдруг становится горячим, будто от костра… чувствуя, как внутри закипает кровь и начинает рваться от невыносимого ужаса сердце, он кричит, и этот вопль наконец пробивает плотный воздушный заслон и небесным громом звучит над скалами, руша их и кроша в пыль. И это было последним, что привиделось ему в кошмарном сне…
Базуль никогда не был мнительным. Но этот сон почему-то задел его за живое. А когда он начал повторяться в разных вариациях, он не выдержал и пошел к гадалке, считавшейся в городе лучшей. Пошел тайком от своих присных, даже без охраны, правда, вооружившись до зубов.
Старая ведьма долго раскидывала карты, смотрела на линии рук, и в конце концов промямлила что-то об ожидающем его богатстве и процветании. В городе Базуль был личностью хорошо известной, а потому гадалка вполне могла знать, кто он на самом деле, хотя для визита старый и хитрый вор "в законе" оделся поплоше. Но он не занял бы высокое положение среди себе подобных без основательных практических познаний в области человеческой психологии. А потому, внимательно наблюдая за процессом гадания, заметил как старая грымза, разглядывая карточный пасьянс, изменилась в лице. Похоже, она просто чего-то испугалась. Но чего именно? Он не задал этот вопрос, так как понимал, что правды от гадалки ждать трудно.
Ей ведь тоже хочется сладко есть и мягко спать, а если она начнет говорить своим клиентам что попало, то ее просто будут обходить стороной – кому приятно при всей этой суматошной и неустроенной жизни узнать о своих похороненных надеждах на лучшее?
Базуль промолчал, однако кое-что намотал на ус. С той поры он усилил личную охрану и начал рыть подземный ход, чтобы вовремя смайнать в случае чего.
И все равно зуд беспокойства не оставлял его ни на миг. Не помогали ни шустрые девицы, готовые за деньги выполнить любое его желание, ни очень дорогие французские коньяки, к которым он был охоч, ни поездки на престижные заграничные курорты. Обычно на людях уравновешенный, он временами терял над собой контроль, и тогда доставалось всем – и правым, и виноватым. Встреч с ним стали избегать не только мелкая шушера, но и серьезные люди, его приятели. Он стал опасно непредсказуем, и это обстоятельство тревожило не только его лично, но и тех, кто доверил ему место "положенца"[4] и воровскую казну – "общак"…
– Вызови ко мне Балагулу, – бросил Базуль, проходя мимо стола секретаря-референта Шатохи. – Срочно! – предупредил он вопрос своего наперсника.
Базулю было хорошо известно, что в это время его ближайший помощник Балагула занимается весьма важным делом – выясняет обстоятельства гибели на чулимихском кладбище Сенчука и парней из его бригады. Но сейчас вопрос строительства подземного хода к речному обрыву казался Базулю гораздо важнее, нежели смерть трех придурков, непонятно из каких соображений попершихся среди ночи на кладбище. Так им и нужно, этим уродам. Хорошая наука для других.
Не хрен болтаться неизвестно где и без приказа. А если бы они срочно понадобились для дела? Где тогда их искать среди ночи?
Балагула приехал через два часа. Коттедж Базуля находился в тридцати километрах от города, в лесном массиве на берегу неширокой, но глубокой реки. Территорию земельного отвода окружал забор трехметровой высоты.
4