В остекленевших глазах отразился расписанный золотыми завитками потолок. Богатый, вычурный и абсолютно безвкусный. Он был последним, что Алек увидел в своей жизни.
Эпизод 3: Молодильное яблоко
Теодор закусил губу и бросил взгляд на наручные часы. Стрелка медленно подползла к восьми, а Марии все еще не было. Она никогда не отличалась пунктуальностью, но в этот раз они договорились встретиться в семь. Теодор ждал в их любимом парке под одиноким фонарем. Оба соседних перегорели, оттого островок света казался единственным спасением в непроглядной тьме. Из-за верхушек деревьев еле пробивался свет с других аллей, а огней домов за пределами зеленой зоны и вовсе не было видно.
– Добрый вечер.
Сначала из темноты выплыла улыбка. Широкая, почти от уха до уха, она нарисовалась в воздухе полумесяцем. На белых зубах ровно перелились отблески лампы. Позже появился ее обладатель: высокий человек в коричневом костюме. Его лицо наполовину скрывалось под шляпой, а кожа отдавала нездоровым землистым оттенком, заметным даже через загар. Сухие губы потрескались как при сильном обезвоживании.
– Здравствуйте, – несмело проговорил Теодор и отвел взгляд.
Ему вдруг стало неловко. Он прижал к груди букет из ромашек и незабудок, упакованный в плотную бумагу. Темно-синяя лента, обвязанная бантом, проехалась по ладоням. Незнакомец целиком вышел на свет. Он оказался выше Теодора на голову, а его несуразно длинные руки плетьми свисали вдоль короткого тела.
– Не найдется закурить?
– Не курю.
Улыбка стала ярче. Она притягивала взгляд, как неизбежно примагничивается он к танцу королевской кобры, раскрывшей цветастый капюшон. Теодор сглотнул и будто невзначай ступил назад. Незнакомец же вразвалку подошел и прислонился к фонарному столбу плечом. Сунув костлявую ладонь за лацкан пиджака, он достал портсигар и вытащил одну сигарету. После похлопал по карманам в поисках зажигалки и, наконец, нашел ее в карманах брюк. Весело заплясавший огонек лизнул табак. Мужчина с наслаждением прикурил, сощурив и без того раскосые глаза.
– Ждете кого-то?
– Да.
Дымное кольцо сорвалось с конца сигареты и раскрылось цветком. Теодор чихнул и переложил букет в левую руку, будто бы так мог спрятать цветы от навязчивого запаха.
– Она не придет.
Незнакомец был слишком наглым. У Теодора мелькнула мысль, что это грабитель, который зачем-то его прощупывает. На курсах по психологии говорили, что перед такими надо показывать себя уверенно, потому Теодор расправил плечи и вытянулся по струнке, гордо вскинув подбородок.
– Вы о ней ничего не знаете, – непримиримо ответствовал он. – А теперь, если позволите, мистер…
– Джек.
– Джек?..
– Просто Джек.
– Хорошо. Так вот, мистер Джек, если позволите, я бы хотел остаться в одиночестве.
И Теодор сделал пару шагов к тени, разорвав расстояние между ними. Губы Джека разошлись в стороны так, как если бы от углов его рта к ушам протянулись марионеточные лески.
– Не придет, – хрипло отозвался он, – времени уже.
– Не знаю, что вы себе надумали о моей Марии, но она не такая, как все. Она другая.
– Любит ромашки и незабудки?
Вопрос прозвучал издевательски. Теодор почти обиженно взглянул на обмякший букет. Лепестки подернулись едва заметными коричневатыми полосами, а запах насытился сладостью.
– Да, любит.
– Это не та ли Мария, что работает в регистратуре?
– Откуда вы знаете?
Чем дальше, тем меньше Теодору нравился их странный разговор. С Марией он действительно познакомился, будучи интерном. Он полностью отдавал себя работе. Ему редко удавалось выбраться куда-то, чтобы пообщаться с друзьями. Постепенно и друзей почти не осталось. А Мария – вот она. Всегда рядом, милая и улыбчивая, выслушивала его тревоги и жалобы на пациентов. Мария сначала стала другом, потом – возлюбленной. Теодор в ней души не чаял.
– Я понял! Вы один из наших пациентов. Лицо у вас такое примечательное, что я его припоминаю. Только не могу понять, кто именно. Не вы наблюдались с растяжением связок?
Джек отрицательно покачал головой. Теодор наморщил лоб. Все было словно в тумане, так давно и одновременно как вчера. Лицо Джека врезалось в память. В то же время таких, как он, больница пропускала в день десятки, если не сотни. Зато, по крайней мере, стало понятно, почему Джек к нему подошел. Видимо, узнал.
– Подождите-ка, дайте мне минутку. Сейчас вспомню. Кажется, это было в том году. Или позапрошлом…
– Вас тогда перевели в хирургию.
Теодор вздрогнул. Радость узнавания отразилась на его лице с такой же страстью, с какой ученый понимает, что решил уравнение, над которым бился десятки лет.