Данилка молча кивнул, медленно слез с лавки и пошел в указанном направлении. Пройдя немного, он начал убыстрять шаг, потом побежал.
— Значит умер. Естественно, смерть отца — большая травма для психики. Он просто кричит, или произносит какие-то слова?
— Он говорит: «папа, не бей».
— Он был сильно напуган отцом?
Лида молча кивнула.
— Умер он случайно не при ребенке?
— Почти что. Мы ушли на улицу, а вернулись — папа лежит мертвый.
— Что же с ним, если не секрет?
— Сказали, что — кровоизлияние в мозг.
Врач кивнул, стряхивая с сигареты пепел в сторону от себя.
— Да.
— Знаете, в тот день, когда умер Паша, Данил первый раз заговорил.
— И что же он сказал?
— «Я убил папу». Это плохо?
Врач пожал плечами.
— Видишь ли, ребенок, хоть и маленький, а тоже человек. Жестокий отец вызывал в нем ненависть и любовь вместе. Ребенок испытывал перед ним страх и желал ему смерти. Желание это ушло в подсознание, и смерть отца он воспринял, как его исполнение. Значит теперь отец должен отомстить ему. И он мстит — ночными кошмарами.
— Это плохо?
— Я выпишу успокоительное. Попьете недельку, а потом я проведу с ним психотерапевтический сеанс. Я ведь еще прошел курс психотерапевта, правда практикую редко.
— Это поможет?
— Стопроцентной гарантии нет, но когда вытесненное выходит из подсознания, снимается… Здравствуйте, Вероника Павловна. Как жизнь?
Проходившая мимо очень толстая женщина в халате кивнула, даже не остановившись, лишь небрежно бросила:
— Ничего, живем. Как сам?
— Пойдет.
И она удалилась, как перекормленная гусыня.
А врач бросил выкуренный почти до фильтра окурок в урну и поднялся.
— Пойдем, я выпишу рецепт.
Лида встала. Данилка, давно уже вернувшийся, пытался оседлать пенек.
— Идем, Даничка.
Мальчик подбежал к матери и послушно взял ее за руку. Врач наблюдал за ним, стоя вполоборота. Случай этого мальчика, как он знал, стал иллюстрацией к докторской диссертации его однокурсника. А сам он так и оставался простым врачом невропатологом в детской поликлинике, имеющим часы в подростковом центре.
Он в сердцах повернулся и медленно пошел через вестибюль, и Лиде с сыном пришлось очень постараться, чтобы не обогнать его.
И тут откуда-то из-под лестнице под ноги ему выскочила большая толстая крыса. Она вильнула между туфлями и, волоча хвост, бросилась в сторону. Врач от неожиданности повернулся, следя за ней, а Лида молча шарахнулась к стене. Вскрикнула одна женщина, завизжала другая.
Данилка, сжимающий руку матери и напряженно прижимающийся к ней, постепенно расслабился, продолжая наблюдать за мечущийся крысой. Первый страх у той прошел, и она замедлила бег, агрессивно скаля зубы. Потом она остановилась, подняла морду и зашевелила усами, принюхиваясь. При виде этого женщины снова завизжали. Лида сильнее прижалась к стене, а единственный мужчина среди них продолжал наблюдать.
Данилка настойчиво вывернул руку из материнской руки и согнулся, наклоняясь к животному поближе. Крыса была шагах в трех от него. Ее маленькие глазки — бусинки светились злобой, блестящий нос дергался и шевелился. Она даже слегка приподнялась на задних лапках. Данилка присел на корточках и посмотрел ей в глаза.
— Вот она, бей! — крикнул нервный и пронзительный женский голос.
Крыса подпрыгнула вверх и вбок и повалилась на пол, переворачиваясь через спину. Лапки ее забились в воздухе, хвост изогнулся и вытянулся.
— Сдохла, что ли?
Женщина с сомнением топталась на месте. Мужчина в костюме рабочего вышел вперед и пнул обмякшее тельце.
— Сдохла, — немного разочарованно протянул он, опираясь на швабру. — Чего это она?
— Отравилась, может?
— Нет, это у нее сердечная недостаточность.
— Общий инфаркт миокарды.
— Да их травили, намедни, в «Наяде», через дорогу.
Невропатолог подошел к Данилке.
— Это ты ее убил? — заговорщицким шепотом спросил он.
Мальчик, продолжая сидеть на корточках, поднял вверх голову, от чего его большие круглые глаза стали казаться его круглее. Посмотрев внимательно на взрослого человека, склонившегося к нему с таким пониманием, мальчик выдавил из себя:
— Да.
— Пойдем, поговорим.
Данилка медленно поднялся и протянул ему руку.
— Пойдем, Лида, — мельком оглянулся врач на мать и первым, за руку с ребенком, стал подниматься по лестнице.
— Садись, Данила, поговорим.
Первый раз мальчик сел сам, один, на стул в кабинете врача, даже не взглянув на молоденькую медсестру, сидевшую напротив и что-то писавшую.