Миновав очередную узкую улочку, она вышла к городскому базару. Тут было суетно, но Настасья немного успокоилась, очутившись в толпе. Теперь-то её отыскать будет ещё труднее. Побродив по торговым рядам, полюбовавшись на привезённые шелка и пуховые платки, Настасья прикупила две связки баранок и большой леденец на палочке. Потом она вышла на узкую улочку, миновав её, оказалась возле городской церквушки. Здесь, на паперти, Настасья и надеялась отыскать того, кто сейчас ей (так, по крайней мере, казалось) был нужен более всего.
На затоптанных прихожанами ступеньках рядком сидели четверо: две нечёсаные нищенки с горящими алчным огнём глазёнками, колченогий старик с обмотанной суконном платком головой и неопределённого возраста мужичок в драной сермяге. Нищенки и старикашка тянули руки к редким в этот будничный день прихожанам, порой даже хватали их за одежды, постоянно причитали, нараспев повествуя о своей горькой судьбинушке. Они без устали славили Господа и крестились, вымаливая подаяние.
Мужичок в сермяге сидел покачиваясь чуть поодаль на расстеленной на земле рогожке. Он никого не окликал, не хватал за одежды, а лишь задирал косматую голову к небу, повизгивал по-щенячьи и постоянно тёр ладошками свою драную одёжку, будто бы стряхивая с неё налипшие хлебные крошки. Лицо этого страдальца отличалось страшной худобой; под глазами расплылись чёрные круги, а острый нос и взъерошенные волосы пепельного цвета делали бедолагу похожим на ощипанного воробья. Настасья встала напротив; мужичок продолжал качаться из стороны в сторону и то и дело обращать взоры к небу.
— Доброго здоровьица, Мишанюшка! — Настасья склонилась в поклоне. — Я тебе баранок принесла.
Мужичок протянул дрожащую руку, схватил связку с баранками, разломил одну и запихал её в рот целиком. Остальные трое нищих тут же стали тянуть к Настасье руки:
— Помоги ж и нам, де́вица!
— Не скупись, красавица!
— Пожалей убогих!
Настасья достала из своей авоськи вторую связку и, развязав верёвочку, дала по паре баранок старику и нищенкам.
— Что ж ему-то целую связку, а нам так мало дала? — недовольно фыркнула одна из женщин.
— А денежку дашь? — слащаво процедил старик.
Настасья сунула руку в кошель, поняв, что все деньги потратила на базаре, лишь виновато пожала плечами. Она снова подошла к Мишане.
— За помощью я к тебе, святой мученик. Подскажи, поведай, как быть! Горе у меня: силком под венец ведут. Научи, Мишанюшка, как поступить: смириться иль нет? Ты же святой, ты всё видишь. Скажи, стану ли я невестой…
Настасья на полуслове умолкла, потому что Мишаня пристально на неё глянул, сморщился, как грибок-сморчок, потом вдруг как-то странно дёрнулся. Связка баранок, которую он держал в руках, выпала, бедолага задрожал и повалился набок. Его затрясло, изо рта потекли слюни.
— Сейчас опять вещать начнёт, — с усмешкой прошептала одна из нищенок.
Вторая тут же подскочила и схватила упавшие на снег баранки.
— А ну оставь! — прикрикнула на женщину Настасья.
— Вот ещё! — огрызнулась та. — Раз бросил — стало быть, не надобно ему.
Настасья хотела было прикрикнуть на попрошайку, но тут Мишаня захрипел:
— Вижу, вижу дорогу заснеженную. Холодно мне!
Бедолага весь затрясся, словно его и впрямь окунули в ледяную воду. Настасья тут же забыла про украденные у Мишани баранки.
— Что видишь, отче? Сказывай же, а то уж никакой мочи нет!
— Вижу, как мрак с небес спустился. Потемнело всё кругом, — продолжал вещать убогий. — Темнота спустилась, не видно ни зги!
Мишаня на некоторое время умолк, снова весь съёжился.
— А ты присмотрись, присмотрись, родимый, — глядишь, и увидишь чего.
Мишаня нахохлился, как воробей, надул щёки, засопел. Забавно так засопел, но Настасье сейчас было не до смеха.
— Во́рона вижу о чёрное перо, взгляд у него недобрый, но вроде как и не злой. Странный у того ворона взгляд!
— А царя? Царя видишь?
— Дом вижу большой и ветхий. Люди выйдут из мрака и в том доме постой себе найдут.
— Какие люди найдут? — тут же переспросила Настасья.