Молотилы: Он такой импузантный! ой импузантный! ой импузантный! И пузон его знатный, распузон его знатный! Виват, Папан Убю!
Папаша Убю: Non сит vacaveris, pataphysicandum est, как сказал Сенека. Для полноты картины не хватает одной маленькой заплаты на нашем философском рубище. Omnia alia negligenda sunt, весьма непочтительно, ut huic assideamus, употреблять для столь низменных нужд бочонки и бочки, что жестоко унижает достоинство Главного Казначальника, то есть нас. Cui nullum tempus vitae salis magnum est, потому-то мы изобрели устройство, которому присвоили славное имя срынекачки.
Достает её из кармана и ставит на стол.
Молотилы: Ух, хозяин!
Папаша Убю: А теперь, поскольку время уже недетское, мы, пожалуй, вздремнем. Трах-тебе-в-брюх, чуть не забыл! Захватите-ка мне из Египта мумиё, там как раз полно мумий, а мы хотим смазать аппарат, хотя работает он быстро, можно даже сказать, что он совершенно неуправляем.
Забирает свечку, срынекачку и выходит.
Молотилы, стоя навытяжку, поют. Тем временем посреди сцены вырастает статуя Мемнона. Вместо постамента у нее бочка
Молотилы:
Пусть грозный храп его тебя вгоняет в трепет,
Ты, жалкий толстосум! И пикнуть не моги,
Когда пахан Убю придет собрать долги,
А трое молотил тебе по харе влепят!
Гони монету, лох, да помолись творцу,
Что не прирезали как жирную овцу!
Пахан Убю встает, едва забрезжит свет,
И с самого с ранья ему покоя нет.
И на душе свербит, и в брюхе что-то свищет,
Но чужд ему покой, покоя он не ищет.
Он в спальню молотил летит, как ураган,
И, каждому слегка навесив по рогам,
Он шагом строевым выводит за ворота
Весь удалой отряд своих мордоворотов.
Там, разделив на всех горбушку с чесноком
И в путь благословя отеческим пинком,
Он каждому бойцу дает заданье хмуро,
С кого, когда и как сегодня драть три шкуры.
И, банду разослав по точкам наконец,
Спешит обратно в дом, крича жене с порога:
«Вы где, мадам Убю? Вставайте, ради Бога,
Подать мне мой пинцет и всяческий пиндец.
Уж скоро семь часов, а ей и горя мало!»
Но сонная мадам ворчит в ответ ему:
«Ты лучше бы сперва умыл свое едало!»
Но славный наш пахан не внемлет ничему,
И запихав в карман кошель свой здоровенный,
Выходит со двора, заботами согбенный.
АКТ ТРЕТИЙ
По сцене проходят Молотилы
Молотилы:
Идем и смотрим в оба,
Глядим по сторонам
И думаем: кого бы
Уделать нынче нам?
С прохожего простого
Нам толку никакого.
Нам подавай такого,
Чтоб греб деньгу толково.
А вот и он, голуба!
Пять штук — один костюм.
Сейчас получит в зубы
Проклятый Толстосум!
Ну, пакостное рыло,
Набитая мошна,
Сейчас за все, ловчила,
Ты огребешь сполна!
Отведаешь пинка,
Нюхнешь и кулака
Под вздох и под бока!
Эх, раззудись, рука!
Как груша измолочен,
Ты бабки сам отдашь.
Доволен будет очень
Пахан суровый наш.
Уходят.
Пока Молотилы поют, с разных сторон появляются Дурантье и Ахрас
Дурантье (одет, как рантье, амурные чулки, шляпа с пером и т. п.): Неслыханно! Возмутительно! Проклятый чиновник! У меня всего 3700 франков дохода, а господин Убю требует, чтобы я платил ему 80 000 ежедневно. Таких денег, у меня, конечно, нет, так он посылает меня в Отжимку, что на Площади Согласия, а там только входной билет стоит 15 000 франков. Неслыханно! Возмутительно!
Ахрас: Ну, это, как его, я бы рад остаться дома, да не могу. Господин Убю прозрачно намекнул, что я в этом доме лишний. И представьте себе, в моей собственной спальне он поставил, я извиняюсь, срынекачку. Ой, кто-то идет. Опять Молотила!
Дурантье: Что я вижу? Прислужник Главного Казначальника? Изобразим почтение. Да здравствует господин Убю!
Ахрас: Буду угождать им, а не то опять угожу на кол. Ну это, как его: убю! голову оттяпаю! ухи обкарнаю!
Дурантье: В Отжимку! Бей рантье! Включай аппарат!