И если маска вобрала в себя этот вечный характер персонажа, существует простой, схожий с принципом работы калейдоскопа и в особенности гироскопа, способ выделить дополнительные элементы — поодиночке или несколько сразу: это свет.
Старый как мир актер, скрытый почти идеально гладким гримом, способен игрой оттенков и в особенности выпуклостей лица вознести каждое выражение в степень — тогда как СВЕТ возводит их в куб, и далее, в безграничные коэффициенты.
Наши дальнейшие рассуждения были бы невозможны в эпоху античного театра, где падавший отвесно или, во всяком случае, недостаточно горизонтально свет подчеркивал тенью каждый выступ маски — однако из-за рассеянных лучей не так четко, как это было необходимо.
Вопреки соображениям неразвитой и несовершенной логики, в этих залитых солнцем странах нет резкой тени, и, например, в Египте, если спускаться к Тропику Рака, легкого пушка теней на лицах почти не остается — свет вертикально отражается предметами, точно поверхностью луны, затем, рассеиваясь, падает на песок и, совсем слабея, повисает в воздухе.
Рампа же освещает актера по гипотенузе прямоугольного треугольника, одним из катетов которого является его тело. Поскольку рампа состоит из множества световых точек — иначе говоря, это линия, кажущаяся по отношению к узкому лицу актера безграничной, тянущаяся от него как справа, так и слева, — следует рассматривать ее как единый источник света, расположенный бесконечно далеко, словно бы за спинами у зрителей.
Публику отделяет от актера несколько меньшая бесконечность, однако расстояние это все же весьма значительно, и отражаемые актером световые лучи (те же взгляды) вполне можно счесть параллельными. В результате почти каждый зритель видит с незначительными отклонениями один и тот же образ — что выгодно отличает это созерцание актерской маски от разных особенностей восприятия и способностей понимать происходящее, сгладить которые практически невозможно (впрочем, различия эти зачастую и сами сходят на нет в толпе, которая есть то же стадо).
Медленно покачивая головой — вверх-вниз и из стороны в сторону, — актер играет тенями по всей поверхности своей маски. И опыт показывает, что шести основных позиций (столько же в профиль, хотя они разделяются не так четко) достаточно для передачи любого выражения лица. Мы не приводим здесь конкретных примеров — они сильно варьируются в зависимости от сути маски, — но все, кому доводилось видеть хоть один кукольный спектакль, могли убедиться, что так оно и есть.
Поскольку эти выражения просты, они универсальны. Большой ошибкой нынешней пантомимы стало создание условного, а потому утомительного и непонятного для зрителя языка. Вот пример такой условности: рука описывает эллипс вокруг лица, мим целует ее как символ красоты — и все это должно обозначать любовь. А вот пример жеста универсального: марионетка выражает свое изумление, резко отшатнувшись и что есть силы ударяясь головой о стену.
Все эти мелкие детали, меж тем, складываются в некое основополагающее выражение, и во многих сценах прекраснее всего как раз эта бесстрастность единой маски, из-под которой льются то радостные, то серьезные слова. В виде сравнения здесь на ум приходит разве что каменная неподвижность скелета, скрытая под живой плотью, — а трагикомический характер этого образа признавался во все времена.
Само собой разумеется, что актер должен обладать особым голосом, идеально подходящим для роли, как если бы из отверстого рта маски вылетали именно те слова, которые эта маска, сумей она растянуть застывшие губы, только и могла бы произнести. Впрочем, даже лучше, что оживить их нельзя и речь героя на протяжении всей пьесы остается монотонной.
Уже говорилось о том, что актер должен срастись с ролью всем телом.
С легкой руки Бомарше на травести лег запрет Церкви и поборников истинного искусства. «Юноши с такими формами, — писал Бомарше в предисловии к одной из своих пьес, — попросту не существует…». Но поскольку женщина всю свою жизнь ходит без бороды и высокий голос ее не грубеет, то по установившемуся в Париже обыкновению двадцатилетняя особа выступает в роли четырнадцатилетнего юнца. Разница в опыте на шесть лет не компенсирует очевидной несообразности силуэта и неприглядности походки, а линии всех мышц такой героини заплыли жировой тканью, в особенности на груди, отвратительной своей утилитарностью молочной фабрики.