— Я думал, что времени всегда будет достаточно, — сказал он. — Я сделал, что мог. Даже отдал им единственную дочь, обрекая её на жизнь без солнца.
В империи Полноночья день, конечно же, тоже был. Но то ли дело в том, что бог в тех краях правит сумасбродный, то ли сложилось так из-за условий, ни от кого не зависящих, ночь там была длиннее дня. Подданные Лунного бога вели ночной образ жизни и солнечные лучи переносили плохо. Поговаривали, что глаза у них бесцветны и безжизненны, однако видят в темноте безо всякого света. Что кожа их бледна настолько, что можно заметить, как по венам течёт ледяная кровь.
— Думал, — продолжал Солнценосный, хотя слуга начал осмотрительно его останавливать, — что сперва создам способное защитить нас государство, а потом разберусь и с семейными делами. Я слышал, что дом называют крепостью. Но читая это, — рука с письмом дрогнула, — понимаю: кажется, возможность упущена. Гоюй! — Слуга, успокаивающий его жестами, вмиг подскочил. — Никто, кроме присутствующих здесь, не должен знать, что я получил письмо. Проследи. Возможно, получится изменить положение в нашу пользу. Мне нужно подумать. — Он мотнул головой и заметил Ай. В его взгляде проскользнуло удивление, затем он едва уловимо улыбнулся. — Гоюй! Нашу маленькую шаманку надо отблагодарить! Отведи ей место для отдыха, прикажи нагреть воды в купальню и не забудь предложить еды.
— Ну что вы, Наш Солнценосный, — поклонилась Ай.
— Тогда, может, у тебя есть какое-то особое пожелание?
Ай собиралась отказаться, но главный слуга её перебил:
— Лучезарный благодетель прознал о её появлении. Я имел смелость сказать, что её приняли в дворцовые шаманки, иначе кто знает, Наш Солнценосный… Не случилось бы какой беды!
— Не наговаривай без доказательств, Гоюй! Он многое сделал и делает для нашего благополучия. Без него мы не добились бы того, что имеем. Будь аккуратен, высказывая свои мысли. Однако твоя смекалка делает тебе чести. — Владыка глянул на Ай. — Сколько тебе лет? — спросил он.
— Семнадцать! — Ай по-прежнему стояла, склонившись в глубоком поклоне. Сердце колотилось, колени дрожали.
— Немного старовата для обучения, — сказал слуга. — Но если приложит усилия, то сойдёт за одну из наших.
— Тогда, — отозвался Солнценосный, — как насчёт того, чтобы и в самом деле стать дворцовой шаманкой, дитя?
2. Мастер Шу
Восточное крыло всколыхнулось от грохота. Вместе с ним в оживление пришёл и весь оставшийся дворец. Глухой треск, взвизг, затем звон бьющегося фарфора — если бы кто несведущий проходил мимо, решил бы, что за каменной стеной ведутся самые заправские пытки.
Две служанки остановились у ворот и начали перешёптываться.
— Проснулся, — забормотала первая.
Её бесцветные глаза замерцали в сумерках не хуже звёзд на бездонно-чёрном небе.
— Сейчас снова всё разнесёт, — подхватила вторая, теребя рукав своего тёмного одеяния. — И в кого такой уродился. Слышала, в прошлом месяце разломал на мелкие щепки чайный столик. Ему под заказ сделали! Единственный в своём роде! Из дерева какого-то неместного. Столик был заговорённый шаманами. Что с него ни выпьешь, ни съешь, приходишь в умиротворение. Дух спокойствия, в общем, привязан был.
— И что же? Не пожалел такого сокровища?
— Не-а, — мотнула головой служанка. — Бровью не повёл! Чужие труды ему нипочём! А я слышала, чтобы духа к вещи привязать, это надо силищи немало приложить. Шаманка, что занялась этим заказом, поседела вся!
— Да ты что? — прикрыла рот та. Уж больно громкий вырвался у неё возглас. — Бедняжка! Вот ведь не позавидуешь такой участи!
— Ага! — продолжала нагнетать вторая. — Говорят, несколько ночей кряду по всей восточной стене обломки её стараний собирали. Вещица-то магическая. Бед не оберёшься, если без присмотра хоть единую щепку оставишь.
Об отвратительном характере юного мастера Шу ходили слухи. Дикость его поступков выходила за грани разумного. Он до смерти избивал слуг, потому почти каждый месяц в восточную часть дворца, которая была отведена специально для мастера Шу, производился набор новых. Поговаривали, что всех девиц, что когда-либо бывали в его покоях, никто выходящими от него не видел (впрочем, как они входили, тоже никто не видел, но это упускалось). Что он ненавидел своих младших братьев и сестёр. Что потребовал не пускать их в часть дворца, где он живёт, ни под каким предлогом. Что ко всему вышесказанному не гнушался использовать всевозможные способы, чтобы поиздеваться над ними на расстоянии.