Более того, вы говорите, что на ваш вопрос у него всегда неизменная реакция — агрессивное раздражение. По-моему, довольно понятно, почему в этой ситуации он выказывает такие эмоции. «А чего она от меня хочет? Чтобы я получал семерки вместо пятерок или шестерки вместо четверок?» В чем идея-то? Что не так?
Теперь смотрите: если это агрессивное раздражение граничит с хамством, то вам надо садиться и разговаривать с ним о том, как у вас в семье принято себя вести и как не принято. И вообще хорошо бы уже честно говорить ему, что вам что-то неприятно, и именно на этом основании вы просите его так с собой не разговаривать, именно просите, потому что ему шестнадцать лет. Он взрослый совсем, у него есть представление о жизни. Когда нашим детям шестнадцать лет, нам в первую очередь нужно заботиться о будущих взаимоотношениях. Нужно заботиться о том, чтобы они слышали нас, а мы слышали их.
Отсюда вытекает ответ на следующий ваш вопрос: можно ли наказывать человека запретом на общение с друзьями? Мне кажется, что наказание — это не про людей, а про дрессировщиков. Наказывать людей — очень странно. С людьми можно договариваться, ссориться, конфликтовать, но наказание — это всегда насилие сильного над слабым. Подумайте об этом. А когда перед нами шестнадцатилетний юноша, то это совсем смешно. У него есть что-то, что ему дорого. Зачем же вы как любящая мама хотите лишить его того, что ему дорого? Неужели вы не счастливы за него? Неужели вы не радуетесь за него, что у него есть кто-то, кого он любит? Очень грустно лишать его того, что он любит. Даже если это не друзья, даже если это мороженое по вечерам или любимые фильмы. Не делайте этого, пожалуйста. А про вспышки ярости поговорите отдельно и попросите так, как близкий человек просит близкого человека.
С нами Константин из Сургута, здравствуйте!
Здравствуйте, Дима! У меня дочка четырнадцати лет, в восьмом классе учится. С прошлого года стала обманывать, что делает уроки. На самом деле сама она их не делает. Телефону нее — свет в оконце. Там у нее «Инстаграм», «ВКонтакте» и все-все. Мы там сидим, на телефон у нас время есть, а на домашние задания нет. Мы находим ответы в интернете…
Подождите, Константин. А когда вы говорите «мы», вы имеете в виду, что тоже сидите? Или это такое родительское?
Нет, я не сижу. Дочь сидит в телефоне, списывает оттуда домашние задания. Преподаватели это прекрасно знают и не засчитывают ей их. Позиция у нее такая: «Мне и тройки хватит». С тройки на двойку — и все хорошо.
Вроде бы ей нравится один мальчик, не знаю, может, еще с этим связано. Они переписываются. Мне хотелось бы узнать, во-первых, что делать с телефоном? И во-вторых: как сделать так, чтобы у нее появилось желание, мотивация делать домашнее задание? Хочется, чтобы она училась хотя бы на четыре. Мне отличников не надо, но и плохого отношения…
Я понял. А вам зачем, чтобы она хотела делать домашнее задание?
Ну, школа — это вообще-то обязательное…
Школа обязательное, да. А в чем проблема?
И она обязана делать домашнее задание.
Подождите. Мне кажется, у нас с вами возникла некоторая путаница. Значит, смотрите, школа — это штука обязательная, это правда. До поры до времени. Хотя закон об образовании звучит чуть пошире. Но возьмем такую контрольную версию. Она относится к школе как к чему-то обязательному? Окей, если школа так придумана, что надо приносить домашнее задание, — она скатала в интернете и принесла…
Школа нужна для того, чтобы получать знания. Знания она не получает, она тратит свое время напрасно.
«Школа нужна для того, чтобы получать знания» — это интересное заявление. А при чем тут домашние задания? Давайте возьмем это как рабочую гипотезу. Предположим, школа нужна, чтобы получать знания, да? Домашнее задание какое к этому имеет отношение?
Домашнее задание? Ну… это закрепление того, что прошли в школе. Закрепление.
Это закрепление того, что учитель не успел сделать в школе. И к знаниям домашнее задание имеет косвенное отношение. Спорьте со мной, если не согласны. Удивительным образом в тот момент, когда она сидит в телефоне, она приобретает знания. Разве нет?
Скорее всего, да, но я бы сказал, что это не знание, а опыт.
А знание — это что? Это что-то скучное, то, с чем в жизни тебе никогда не придется столкнуться? Как у нас с вами, которые не могут вспомнить семьдесят процентов того, что проходили в школе? Это я сейчас нам польстил — и вам, и себе. Девяносто три процента. Знание — это что такое? Мы чего хотим-то?