Разумеется, и конкурирующая «фирма», альтер эго искусства владения ножом — тавромахия, к радости пресыщенной публики, не отставала в изобретении всё более смертоносных и безумных мачистских трюков. Вид тореро, встававшего перед быком на колени, повернувшегося к разъяренному животному спиной и даже проводившего бой, не вставая со стула, вызывали у искушённого зрителя зевоту. Поэтому бесконечная война за любовь и уважение поклонников требовала от матадоров новых, ещё более отчаянных ухищрений. Апогеем стальных кохонес и абсурдной храбрости стала манера боя легендарного тореро XVIII столетия Франсиско Антонио Ивасуна Мартинеса по прозвищу Мартинчо. Мало того, что отчаянный Мартинчо демонстрировал невероятную ловкость и владение телом, сражаясь с быком не вставая со стула, так ещё лодыжки матадора были скованы вместе жёсткими кандалами, драматически ограничивавшими подвижность и практически не позволявшими ему передвигаться.
Подобные более или менее кровавые и травматичные тесты на отвагу и презрение к боли существовали практически во всех культурах ножа. Так, например, у наследников севильского братства — неаполитанской каморры для карьерного роста в организации и сдачи на степень «пиччиотти ди сгарро» существовал следующий ритуал. На землю клали монетку в пять сольдо, Члены каморры — товарищи претендента на должность, образовывали вокруг неё круг и по сигналу начинали колоть и подкидывать монету остриями ножей и кинжалов. Задачей соискателя было изловчиться и выхватить монетку. В большинстве случаев даже самые быстрые и ловкие получали одно, а то и несколько колотых ранении кисти52.
Рис. 435. Ф. Гойя. Вот в таких ножных кандалах сражался на арене тореро Мартинчо (фрагмент). Около 1816 г.
Ни к какой технике, ни к ловкости этот ритуал никакого отношения не имел и представлял собой исключительно всё тот же тест на твердость «cojones» и демонстрацию презрения к опасности и боли.
Известный английский фехтовальщик, историк и писатель викторианской эпохи, один из пионеров научной реконструкции НЕМА (исторических европейских боевых искусств} Эгертон Кастл считал, что в отличие от фехтования на шпагах, построенного на математическом расчёте и философских концепциях, в поединке на ножах превалируют кураж, решительность или даже скорее чистая любовь к сражению53 — «упоение битвой». То есть именно те принципы, которые всегда лежали в основе подлинно воинского духа. Прекрасной иллюстрацией к этой цитате Кастла может послужить описание поистине гладиаторской дуэли двух баратеро, датированное 1896 годом. Одного из них звали Касто Хосе Тамарит по прозвищу Формерет, а его соперника Виктор Экспосито де ла Крус, и отбы вали они срок в тюрьме города Бургос, бывшей древней столицы Кастилии. Тамарит был родом из Валенсии и считался одним из самых опасных баратеро тех лет. Его послужной список насчитывал сотни страниц уголовных дел. Формерет славился страстью к холодному оружию — из ножей, кинжалов и навах, конфискованных у него охраной во время обысков, можно было составить целый арсенал.
Рис. 436. Известный севильский тореро начала XX века Рафаэль Гомес Ортега по прозвищу Эль Гайо играет со смертью, 1920 г.
Рис. 437. Бретёр с навахой за поясом. Подпись к рисунку: «Бог храбрецов». Испанская карикатура, 1895 г.
Ещё совсем недавно они с Виктором были закадычными друзьями. Но из-за невозвращённого долга в шесть реалов между двумя баратеро пробежала чёрная кошка, и дружба дала трещину. И вскоре втайне от надзирателей и любопытных глаз заклятые друзья для решения этого дела чести начали готовиться к дуэли.
Поединок состоялся в три часа утра, когда все спали. Почти сразу же бандитский фарт изменил Тамариту: он получил тяжёлое ранение в грудь и упал на землю. Экспосито назвал его трусом, потребовал встать и продолжать бой. Формерет, который не мог подняться самостоятельно, попросил противника помочь ему. Виктор, то ли в порыве благородства, то ли из желания продолжить бой, подошёл к сопернику. Но, как оказалось, у того был припасён коварный план. И в тот момент, когда Экспосито помогал раненому подняться, удар ножа амарита пробил насквозь его шею.