Испанскому «muerto» наши солдаты дали русское окончание и говорили: «Мусьи шпанцы муэртуют». Редко удавалось отогнать испанцев от раненого, отнять у них пленного — штыком, ножом готовы были защищать свою добычу, обречённую ими смерти. Часто случалось, что казак, гусар переставал обирать пленного, когда прибегали испанцы со своим вечным «muerto». Совершив убийство, оставляли деньги и вещи убитого тому, кому они принадлежали по правам войны».
Вот как описывал бой с участием испанцев один из офицеров, очевидец этих событий: «В деревне раздавались ружейные выстрелы и крики сражающихся и вдруг сменились радостными восклицаниями испанцев, воплями о пощаде и криками зарезанных; это, по выражению наших рядовых, муэртовали мусьи Шпаны». Сослуживцы, зная суровый нрав испанцев и умение владеть ножом, старались с ними не связываться. Как писал Неведомский: «В частых ссорах за съестные припасы, за дрова, за кошельки французов казак, гусар тотчас уступал испанцу, опускавшему руку за пазуху или за сапог»49.
Рис. 29. Испанцы с навахами на привале, 1856 г.
На переднем плане картины баскского художника XIX века Эдуардо Самакоис и Сабала «Испания 1812. Французская оккупация» двое испанских повстанцев-герильеро сбрасывают тело зарезанного французского солдата в колодец. При этом один из них в зубах держит окровавленную наваху, которой, очевидно, недавно воспользовался. Их третий товарищ стоит на страже с навахой в руке. За всем происходящим безучастно наблюдает пожилая испанка — судя по количеству французского оружия и шлемов в её руках, в колодце уже покоится как минимум ещё одна жертва партизан. Расцветка мундира, а также узнаваемые образцы оружия и шлемы подсказывают зрителю, что в руки партизан попали кавалеристы из Первого драгунского полка.
Французские солдаты, возвращавшиеся домой с полей сражении, пересказывали все эти истории домочадцам и односельчанам, дополняя их красочными вымыслами, благодаря чему в народной мифологии наваха из простого ножа постепенно превращалось в некоторое сакрализованное орудие смерти, подобно волнистому «пламенеющему» мечу архангела Михаила. Разумеется и тут не обошлось без англичан, который также внесли свой посильный вклад в формирование инферального образа навахи, чему способствовали их заявления, что «война ножей», объявленная испанцами, из того же разряда, что тамагавки и ножи для скальпирования у дикарей50.
Рис. 30. Ф. Гойя. «По причине или без», 1810 г. Испанцы с ножами и пиками бросаются на ружья французских солдат.
Однако с завершением герильи и освобождением Пиренейского полуострова от французских захватчиков история популяризации навахи и превращения её в один из национальных символов Испании не заканчивается. Немалую долю ответственности за создание и тиражирование хрестоматийного фольклорного образа испанца в вышитом андалусском камзоле и с неразлучной навахой за поясом несут и костумбристы.
Направление, известное как костумбризм, возникло в литературе и искусстве Испании в первой четверти XIX века на волне романтизма и подъёма национального самосознания, сопровождавшегося повышенным интересом к народной культуре, обычаям, традициям и даже моде. Костумбристы занимались живописанием народного быта, зачастую приукрашивая и идеализируя действительность. В 1843 году группа писателей-костумбристов опубликовала книгу «Los espanoies: Pintados рог si mismos» («Испанцы, изобразившие сами себя»), которая стала своеобразной квинтэссенцией и декларацией костумбризма и вызвала целый шквал подобных изданий51.
Рис. 31. Дуэль Хосе и Эскамильо в постановке «Кармен», 1913 г.
Рис. 32. Оперный певец Энрико Карузо в «Кармен», 1914–1915 гг.
Картины, романы, пьесы и музыкальные произведения в жанре костумбризма формировали в сознании европейского обывателя открыточный образ Испании как вечный праздник, с гитарами, кастаньетами и танцами. И, разумеется, в центре этой картины мира располагались махо и маноло с неразлучными навахами за поясом.
Свою роль в этом сыграли не только испанские, но и иностранные авторы, такие, например, как Проспер Мериме, а затем и Бизе, которые внесли свою лепту в создание медиального симбиоза испанца и навахи. Некоторые испанские деятели культуры — в том числе композитор Хулиан Батиста — именно на Мериме возлагают львиную долю ответственности за эти метаморфозы и считают, что «с его легкой руки пошла по свету легенда об Испании, легенда упорная, дожившая До наших дней, будто Испания — это страна тореадоров и контрабандистов с навахой за поясом»52. Разумеется, это не так — в одиночку Мериме с такой титанической задачей не справился бы, и «Кармен.» стала лишь одним из многочисленных звеньев в цепочке.