Наконец, прыгнув в очередные кусты и едва не свалившись в ров, мужчина оказался на лесной поляне. Здесь не росла трава, зато корни деревьев вылезали тут и там, спутываясь друг с другом, преграждая местами проход. Гастон задрал вверх голову и передёрнул мощными плечами – макушки деревьев уходили высоко в небо, он едва их мог разглядеть, но разглядел. На тёмной, мёртвой земле валялись сухие, желтоватые листья, которые мрачно хрустели от каждого шага. Здесь гулял холодный, пронизывающий до костей ветер, что завывал меж деревьев, подобно голодному зверю. И посреди этого великолепия Гастон разглядел пятиэтажный особняк с четырьмя пристройками и неработающим фонтаном в виде воющего на луну волка перед ним. Все окна в особняке были задёрнуты, стены поросли диким плющом и виноградом, ступени были местами потрескавшимися. Зато, мужчина увидел, как его пёс нырнул за особняк и припустил следом, перепрыгивая через корни деревьев и вооружаясь охотничьим ножом – на всякий случай.
Поднявшись по потрескавшимся мраморным ступеням на крыльцо дома, Гастон чуть отодвинул повисшую на последней петле дверь и скользнул в тёмное помещение. Здесь пахло гнилью и сыростью, всюду гулял сквозняк, отчего Гастон то тут, то там слышал пугающие скрипы, шорохи. Гнилые доски заунывно скрипели под его ногами, грозясь проломиться и отправить непрошенного гостя в землю к червям. Где-то наверху он слышал вой своей собаки.
– Эй, есть кто-нибудь? – окрикнул мужчина, затем прислушавшись к собственному эху.
Судя по тому, что никто не ответил, он мог без особых препятствий пробраться на верхние этажи и забрать пса. И что его сюда понесло?! Поднявшись по винтовой каменной лестнице, где было хоть какое-то освещение, на четвёртый этаж, он принялся осматриваться. Это оказалась темница, судя по деревянным дверям с решётками и наваленному кругом почти прогнившему сену. Пёс его зажался в угол возле одной из куч, жалобно поскуливая и поджимая хвост.
– Оливер, а ну иди сюда! – рыкнул Гастон, подзывая к себе псину, но тот лишь громче скулил, пряча морду в сено.
Охотник возвёл глаза к потолку и вдруг заметил позади себя приближающийся силуэт. Тело его тут же сковало дрожью ужаса, он не мог пошевелиться. Он слышал тихий стук каблуков и трости по камням лестницы, слышал шорох плаща, спокойное дыхание. Краем глаза он заметил какой-то янтарный блеск. Покрепче сжав кинжал, охотник обернулся и увидел лишь пустую лестницу с бликами свечей. «Наверное, показалось», – Решил мужчина. Однако, стоило ему обернуться, как что-то холодное ударило его в висок. Перед тем как упасть на пол и потерять сознание он увидел перед собой размытый силуэт со сверкающими янтарными глазами, похожими на жидкие кристаллы. Голова охотника с силой приложилась о холодный пол, и Гастон потерял связь с реальностью.
Когда же мужчина открыл глаза, то обнаружил себя лежащим на подстилке из сена в одной из камер. Боль в голове не давала ему даже безболезненно моргнуть. Переборов одуряющую до тошноты резь в глазах и затылке, Гастон сел на сене, принимаясь оглядываться. Шею его тут же обожгло болью, и руки мужчины наткнулись на железный, холодный ошейник с толстой цепью, что приковывал его к самой дальней стене с зарешеченным окном. Вяло чадил факел, где-то вдалеке капала вода. Сквозь небольшую решётку на двери мужчина разглядел лестницу, что вела ниже, к выходу. Хотевший было рвануться к двери мужчина замер – у двери что-то мелькнуло, застрекотало. В углу раздался жалобный скулёж – его волкодав был здесь же. Подозвав к себе пса, мужчина запустил в его шерсть руку, принимаясь поглаживать и успокаивать. В этот момент что-то быстро простучало по двери лапками и вновь мелькнуло мимо решётки. Собрав всю свою смелость в кулак, Гастон приблизился к двери, и в этот самый миг на него уставилось восемь чёрных, блистающих глаз огромного паука, жвала которого протиснулись между решётками и теперь пытались достать до охотника, как и длинная, мерзкая, покрытая тонкими волосками лапка. Пёс взвыл, залаял, заскулил, встав перед хозяином, но мужчина отволок его в сторону. Паук щёлкнул жвалами и отошёл от дверей. Однако вскоре стрёкот усилился, и мужчина смог увидеть, как мимо двери ползает уже как минимум пять или шесть мерзких арахнидов.
До самого утра охотник не смог сомкнуть глаз. Алое солнце, продираясь меж густых ветвей деревьев, проливало свой нежный свет на пленника, что уже едва не падал с ног от страха и усталости. Твари медленно уползали прочь. Правда, долго Гастону вздремнуть не удалось – он услышал шаги. Плавные, мягкие, со стуком каблуков и трости. Продрав глаза, мужчина поднял взгляд: в их камеру через специальную дверцу протиснулось две миски с едой.
– Что это значит?! – взревел пришедший в себя охотник.
– Теперь ты мой пленник. – прошелестел ледяной голос, и шаги удалились в обратную сторону.
Мужчина, придя в себя, подошёл к миске и скривился от отвращения – требуха, скорее всего, крыс. Зато волкодав принялся уплетать свою порцию с крайним удовольствием. Поморщившись и прикусив губу, Гастон принялся за еду, от которой его вскоре стошнило в углу той же камеры.
Так началось заключение длинною в жизнь.
========== Ария вторая ==========
Они обещали нам беззаботную жизнь,
Несчастные глупцы.
Они дозволили нам жить покорно,
Без сладких безрассудств, без поэзии,
Надеясь, что размеренная скука бесконечных ночей
Превратит нас в радостных марионеток.
Солнце медленно начинало продираться сквозь густую листву высоченных деревьев, заглядывая в камеру случайного заключённого и словно ехидно подсмеиваясь над ним, мол, сидишь? Ну, сиди-сиди, а я тебе в глаза посвечу. Впрочем, измученный двумя неделями заключения пленник был слишком измотан, чтобы как-то реагировать на то, что солнце светит ему прямо в глаза. Немытые волосы ниспадали на его бледное, скуластое лицо, которое теперь было испорчено не только шрамом, но и синяками под глазами, мелкими ссадинами. Охотник не мог спать по ночам – в этом особняке происходило что-то из ряда вон. Днём здесь царила полнейшая тишина, прерываемая лишь изредка поскуливанием волкодава или шагами Гастона, что волочил за собой тяжёлую цепь ошейника. Худшее начиналось ночью, когда вдруг ему или псу нужно было в туалет – они делали свои дела по углам камеры. Однако, больше «чёрных» дел делал Оливер – псина не имела такой выносливости, как её хозяин. Хуже было другое. По ночам перед их камерой начинался самый настоящий ужас: то и дело приползали пауки, а пару раз Гастон даже слышал под дверью чьё-то глухое рычание. Рискнув сунуться туда, он напоролся на взгляд янтарных глаз невероятно-огромного волка. Днём к ним как-то залетела летучая мышь, которая исцарапала Гастону лицо. А следующим вечером, когда пленники просыпались, камера вновь была чиста, и их обоих ждала порция прескверного ужина. Мужчина вот уже вторую неделю питался одной требухой крыс, отчего невероятно истощал, хотя и старался тренировать свои мускулы, но на это уходило слишком много энергии, которая и без того была нужна.
Вот и сейчас он без сил лежал на холодном полу, чувствуя, как тело начинает лихорадить от постоянного нахождения в этой холодной камере. Но ничего поделать не мог – хозяина он так и не видел, а звать сил не было. Проклятое солнце светило прямо ему в глаза, едва не выжигая их. Слабо пошевелившись, мужчина повернулся на бок и поморщился от боли – ошейник слишком сильно сжимал его горло. Возможно, это была паранойя, но охотнику казалось, что с каждым днём сталь стягивалась на нём всё сильнее, будто желая удушить. Пёс тихо сопел на соломе, изредка приоткрывая больные глаза и вновь закрывая их. «Как там Рауль?» – пронеслось в мыслях Гастона. Его тревожило не столько то, что его зеленоглазый красавец пойдёт шастать по бабам и мужикам, а то, что он так и не попросил прощения за то, что так грубо обошёлся с ним. Впрочем, он никогда не извинялся перед ним, да и перед кем-либо другим тоже. Теперь же проблема была в другом – он несколько переживал, что больше не увидит очаровательного юношу, что приютил его.