Слуги тут же засуетились вокруг мужчины, зацепив вокруг лодыжки тихо позвякивающий золотой браслет. В общем и целом перевоплощение Гастона закончилось, и граф поднялся из кресла:
– Через час после заката прибудут мои гости. Будь готов встретить их, как полагается рабу. В противном случае мало тебе не покажется.
И прекрасный, идеальный граф, скорее напоминающий кусок вековечного льда, покинул покои своего пленника, тихо постукивая тростью по граниту пола. Осторожно сев в кресло перед окном, Гастон поднял взгляд на небо, что медленно начинало темнеть. Верхушки деревьев откидывали угольно-чёрные тени на особняк, тихо шелестя и переговариваясь о своём.
Кабинет хозяина особняка был уставлен книжными стеллажами, деревянный пол – устлан мягким ковром, что скрадывал звук его шагов и постукивание трости. Возле окна стоял дубовый стол на когтистых, деревянных ножках. Его поверхность сверкала чистотой, бумаги и книги лежали в идеальном порядке, граф знал, что и где лежит. Бумага к бумаге, книга к книге. Тихо потрескивал малый камин, согревая и освещая помещение. Бархатные, тяжёлые шторы с бахромой были подобраны лентами и открывали вид на сад, а так же на противоположное крыло. Аккурат напротив окна графа было окно комнаты его пленника. Уложив руку, украшенную перстнями, на подоконник, граф стал присматриваться. Комната его пленника была прекрасно освещена, и он видел, как тот сидел у окна, опустив голову. Глаза хозяина особняка засияли золотистым светом, на его тонких губах расползлась улыбка.
Пленник был с какой-то стороны хорош собой, даже соблазнителен, но вёл себя просто отвратительно. Мерзкий, человеческий мужлан – вот что думал об этом граф, сжимая в одной руке трость до побеления и без того белоснежных рук. По лицу его пробежала мрачная тень, а после улыбка. Он научит его вести себя, как подобает вести себя всем его пленникам, которых у него было множество до Гастона. Однако никто не устроил графа настолько, чтобы он провёл с ним всю жизнь. Может, этот мужчина пробудит в нём что-то кроме похоти и неудержимой злости.
Меж тем возле особняка началось оживлённое движение – прибывали кареты, запряжённые лошадьми, из них выходили люди. Граф сосчитал прибывших – восемь, как и обычно. Раздался тихий стук, и в кабинет скользнула Аннет в коротком платье и кружевных чулках – сам соблазн. Подойдя к графу, она взяла его под руку:
– Идём, Рудольф, гости уже прибыли.
Кивнув, мужчина поудобнее взял трость и вместе со своей спутницей покинул кабинет. Они стали спускаться по лестнице в холл, где уже было достаточно шумно – гости переговаривались между собой, смеялись. И сколь прекрасны были эти голоса. Однако, как только граф в сопровождении Аннет спустился в холл, воцарилась тишина. Гости, пятеро мужчин и трое девушек, молча поклонились ему. Все, как один, были прекрасны и удивительно хороши. Как и граф, они обладали почти что животным обаянием, способным свести с ума кого угодно.
– Добрый вечер. – чинно произнёс Рудольф, слегка кивнув своим гостям и отпустив Аннет к девушкам.
Все они были богато одеты – пышные платья, корсеты, длинные перчатки, скрывающие тонкие, аристократичные руки, высокие причёски. Дамы между собой тут же начали хихикать, кокетничать, перемигиваться. Мужчины же устремились к Рудольфу, перехватив свои трости под набалдашниками. Один из них был особенно хорош собой. Светлые его волосы ниспадали на плечи золотой рекой и так и искрились в тусклом свете свечей. Бледный, как снег, он улыбался, слегка изгибая чуть полные, алые губы в тонкой, соблазнительной улыбке. Шёлковая рубашка со старинным воротником скрывала его грудь, что мерно вздымалась и опускалась. Плечи были накрыты бархатным, чёрным, как ночь, пиджаком. Высокие сапоги его тихо стучали по полу холла, а руки уверено держали трость.
Оказавшись в непосредственной близости с Рудольфом, он сперва пожал его руку, а затем прижал к себе и запечатал губы поцелуем. Граф, слегка коснувшись его губ собственными, словно с некоторой неохотой, мягко отстранился:
– Добро пожаловать, Вивьен.
– Ты обещал показать нам что-то особенное. – встрял в разговор юноша, что был как две капли воды похож на Вивьена, только был меньше его ростом – младший брат. – Это новая зала музыки?
– Нет, это новый пленник. – отрицательно покачал головой граф, широким, плавным жестом пригласив гостей пройти за ним.
– Это давно перестало быть чем-то особенным. – отмахнулся Вивьен, следуя за графом и задумчиво улыбаясь.
– О, поверьте, этот пленник особенный. – ухмыльнулся граф, пропуская гостей в обеденную залу. – Горделивый мужчина, бывший охотник, что убил не одного нашего собрата, с изуродованным лицом и жаждой мести. Его ещё только предстоит сломить!
– Жаждущий мести да не сломится под гнётом судьбы. – прощебетала одна из девушек-тройняшек, садясь за стол, а после оправляя пышные складки своего платья.
– О нет, он сломится. – тихо рассмеялся граф, занимая своё место. По правую руку от него сел Вивьен, по левую – его младший брат. – Вот увидите! Не завтра, но скоро!
Начался почти что праздничный ужин – слуги накрыли стол так, что он едва не ломился. Здесь были различные яства: жареные кабаны, супы, салаты, десерты, старинные вина – угощения на любой, даже самый привередливый вкус. Гости переговаривались между собой, ведя вполне себе светскую, непринуждённую беседу.
– О, у тебя такое прекрасное платье, Аннет! – щебетали тройняшки, то и дело чуть поглаживая девушку по коленям и дёргая её за подол короткого платья.
– Мои слуги уже обработали большое количество земли под засев, а осенью будет пышный урожай. – хвалился один из мужчин, попивая вино и дымя трубкой. – А какие яблоки созрели! Рудольф, ты обязан наведаться ко мне в гости.
– Не в этом году, Жан. – отозвался граф, что особенно не ужинал – мысли его были за пределами комнаты. Он всё ждал, когда придёт Луи и сообщит, что Гастон переведён в нужную комнату. – У меня большие планы.
– У тебя вечно планы, проныра. – несколько обиделся пригласивший его друг. – Когда ты уже исполнишь своё обещание?
– Терпение. – вяло, неохотно отозвался Рудольф.
Ужин был закончен, и граф вынужден был отвести своих гостей в залу музыки, где он долго играл на скрипке. А гости сидели тихо, замерев, вслушиваясь в мелодию. Девушки задумчиво поправляли пышные юбки, локоны, мужчины смотрели в окна, за которыми сияла луна, почти полная. Однако музыкальный вечер был прерван.
– Господин, пленник готов. – пронёсся пустоватый, спокойный голос Луи по помещению, отразившись от стен гулким эхом.
Рудольф торопливо убрал инструмент, все повставали со своих мест и вновь закипел оживлённый, возбуждённый разговор – всем не терпелось увидеть нового пленника графа. Переходы особняка привели их к широким дверям, за которыми оказалась комната, устланная подушками, вдоль стен стояли диванчики, а вдоль дальней стены шла решётка, за которой мрачной тенью замер брюнет. Руки его до боли сжимались в кулаки, когда он смотрел на эту группу аристократов. Однако взгляд его мигом принял испуганное выражение, когда он разглядел тройняшек. Он их знал. Ведь это те самые девчушки, что вечно вздыхали о нём! Но и они его узнали. Тут же раздался звонкий, заливистый смех – девушки подбежали к решётке.
– Надо же! – воскликнула одна.
– Это же Гастон!
– Во что он превратился?
Тройняшки заливисто смеялись, прикрывая ротики изящными руками в перчатках. Мужчина замер и до боли сжал зубы. Рудольф, притаившийся в углу, довольно посмеивался, скрестив на груди руки. Он следил за той мукой, что не смела отражаться на лице охотника, но туманила его взгляд горькой пеленой. Мужчины же, так же замерев у прутьев решётки, оглядывали его с совершенно другим интересом и некоторым недоумением. Они привыкли видеть у графа в плену очаровательных, юных мальчишек, хрупких и податливых, готовых броситься на шею по щелчку пальцев. Это же существо, зло смотрящее на всех, кривящее губы от гнева, так и исходило желанием убить их всех с особой жестокостью.