— Хорошо! — Полковник Степанов хлопнул рукой по столу. — Вопрос ясен, мнение одно! Я в воздушную армию! Виктор Михайлович, командуй тут… Все свободны, товарищи!
Поздним вечером я пришел к дальнему оврагу, в который столкнули мой "Як". Истребитель лежал носом к краю обрыва, как будто хотел выбраться из своей могилы. Хотел – но уже не хватило сил… Мотор, оружие, шасси и некоторые приборы успели снять.
Я долго смотрел на него, вспоминая первые дни знакомства с молодым, красивым и рвущимся в полет соколом. Прощай! Ты провел свой последний бой и – победил! Прощай!
Клубок полетел вниз… самолет вспыхнул. Повернувшись к разгорающемуся пламени костра спиной, я пошел на аэродром. Для меня война еще продолжалась.
Глава 2
Командир группы "Молния" вернулся из воздушной армии довольным и веселым. Телефонный разговор по "ВЧ" с Москвой сложился и внушал сдержанный оптимизм. Кажется, наши предложения совпали с намечающимся решением командования.
Полковник Степанов отменил полеты на завтра. Приказ был простым – летному составу засесть за составление всяческих отчетов по модификациям третьяков, на которых они летали. Техническому составу была дана команда проводить профилактику самолетов и готовить их к передаче в учебный центр воздушной армии. Возвращать их в Москву смысла не было, на двух заводах страны, в Саратове и Тбилиси, уже началась активная подготовка к производству истребителя "Як-3" в двух модификациях.
С учетом наших рекомендаций был намечен выпуск третьяка с вооружением из трех пушек НС-23 и другого – с моторпушкой калибром 23 мм с БК в 110 снарядов и двумя 20 мм пушками. У этой модификации истребителя был более объемный третий, фюзеляжный топливный бак, что позволяло держать истребитель в воздухе около полутора часов. Правда, не на боевом режиме… Говорили, что некоторым счастливчикам "повезет" летать на новых яках с пушкой в 37 мм, да еще с удлиненным стволом. Баллистика 37 мм пушек, бывших на наших яках, была признана не очень хорошей. Видать, такие "царь-пушки" тоже нужны… Но таких самолетов будет совсем немного.
Еще через два дня Степанова вызвали в штаб армии. В наш адрес пришла шифровка, а поскольку своего шифровальщика у нас не было, полковник и поехал ее читать в воздушную армию.
Вот эта шифровка и расставила все точки над "i". Четко и ясно нам было приказано передать самолеты воздушной армии, оставив двух офицеров-инструкторов для обучения летчиков полетам на новой технике. Для обеспечения этой задачи УТЦ фронта передавались и все наши материально-технические ресурсы.
Встал вопрос – а кого, собственно, оставлять? Но тут чистокровный русак доктор Кошкин предложил абсолютно еврейский ход. У него в палатке санчасти для этих целей, оказывается, вызревало аж два дивных фрукта – в нижнем белье и тапочках на босу ногу. Первым был капитан Извольский, которому вот-вот будет разрешено ползать с палочкой, как какому-то герою времен Очакова и покоренья Крыма. Другим тепличным ананасом оказался перемазанный зеленкой от множества мелких ранений осколками плекса и стекла старший лейтенант Кузьмичев. Из санчасти понеслись крики, как будто там проводил операцию без наркоза вивисектор-садист, но участь "битых гусей" была решена.
— Ничего, птенчики вы мои щипанные, поползаете по земле, здоровьишка поднакопите, а там видно будет! — с ласковой, отеческой улыбкой вещал жертвам медицинского коварства полковник Степанов. — В любом случае, к раздаче орденов и формированию нового полка успеете!
Бедолаги обратили на меня полные слез глаза, но я только и смог, что пожать плечами. Командир сказал – командир сделал! У нас в армии единоначалие.
— Если хорошо покажете себя на ниве учительства, ребятишки, может быть, когда-нибудь Родина и вернет вас за штурвал… По-2, скажем! — бессердечно сказал я. Ребятишки издали протестующий, но не тронувший мое железное сердце, вопль. — А если серьезно, давайте поправляйтесь, ребята, и за дело! Вам еще повезло – при деле будете. А то ведь, если нас отзовут с фронта, вам прямой путь в госпиталь, ферштейн зи?
— Я-я, натюрлих… — печально сказал лингвистически подкованный Извольский.
— Вот в таком вот аспекте, воробушки! — сурово сказал я. — Желаю здравствовать, товарищи офицеры! Родина ждет от вас подвига.