— Это дело непростое, — отвечала горничная.
— А помочь бывшей своей госпоже хочешь?
— Хочу.
— Так придумай что-нибудь.
— А много ли денег ваша милость хочет ей передать? — спросила хитрая Маврушка, показывая, что маску благородного отца она с незнакомца сорвала и обнажила другую маску, старого сладострастника, желающего купить благосклонность попавшей в беду дамы.
Маликульмульк не возражал.
— Сколько удастся раздобыть, — кратко ответил он.
— А ваша милость, сдается, из чиновных?
— Сдается, да. Да только я не из своего жалованья Дивовым помогу, а из иных денег.
— Из каких же?
— Из тех, что выиграю.
— Ваша милость играет?
— Да кто ж теперь не играет? Ты мне подскажи, голубушка, где искать тех господ, что обыграли твоего барина, а прочее предоставь мне.
— Откуда ж мне знать?
— Знаешь, — уверенно сказал Маликульмульк. — При тебе барыня с барином ссорились, при тебе Михайла Петрович о своей игроцкой компании говорил.
— Это надобно Никишку спрашивать. Он за Михайлой Петровичем ходил.
— И где его искать?
— Не знаю. Право, не знаю. Как Михайла Петрович пропал, так и он, бес, сгинул! — сердито произнесла Маврушка.
— Тоже к другим хозяевам нанялся?
— В бега подался. Все ж знают, что он крепостной. Кто бы его без господского согласия взял!
— А ты, значит, вольная?
— Вольная. Старая барыня, помирая, меня отпустила.
— Вовек не поверю, будто ты не знаешь, куда подевался Никишка. Вы в одном доме жили, оба люди молодые, непременно о чем-то этаком сговорились, — сказал Маликульмульк, вовремя вспомнив, что во всякой хорошей комедии, начиная с Молиера, должен быть дуэт лукавых и кокетливых слуг.
— А о чем мне, вольной, с крепостным сговариваться? — высокомерно спросила Маврушка.
Маликульмульк поглядел на нее с любопытством. Не первой молодости, не замужем, а нос задирает не хуже бывшей своей барыни. Однако в голосе была обида…
Похоже, бросил. Он, крепостной, бросил ее, вольную, сбежал и от нее, и от господ.
— Явочную в полицию снесли? — полюбопытствовал Маликульмульк.
Ибо нынешние волшебники на одно волшебство не полагаются, как случится шкода — не читают заклинания, а бегут в полицию.
— Снесли, поди…
— Я за этим делом сам присмотрю. Негоже, чтобы собственность моих приятелей неведомо где болталась. Вышколенного лакея можно хорошо продать. Хоть с булочником и зеленщиком расплатиться, — сказал Маликульмульк.
Когда Сергей Федорович додумался сделать из Косолапого Жанно начальника своей канцелярии, Варвара Васильевна сама присмотрела, чтобы новоявленный чиновник заказал себе достойный гардероб. Пока он еще не успел изгваздать новую верхнюю одежду и на улице гляделся достойным своего звания. А Маликульмульк еще умел сделать вид, будто сам рижский полицмейстер с утра сидит у него в прихожей с донесениями.
Маврушка улыбнулась. Маликульмульк и на театре не раз видывал эту хищную улыбочку, которая одна заменяла собой целую оду о возмездии. Значит, он верно догадался, и эта женщина будет ему помогать.
— А не могло ли быть так, что Никишка сгинул вместе со своим барином?
— Он потом пропал…
— А вместе с ним что пропало?
Улыбка сделалась шире, праздничнее. Вот теперь эта ведьма огласит такой список, что московская Оружейная палата вместе с государевым Эрмитажем ощутят себя нищими на церковной паперти.
— Ох, немало, батюшка мой…
— А не уволок ли он это добро по приказу своего барина?
Маврушка задумалась.
— Так ты, голубушка, припомни-ка мне всех знакомцев Михайлы Петровича, — строго сказал Маликульмульк. — А я, благодетельствуя этому бедному семейству, постараюсь отыскать Никишку и достойно его вознаградить за бегство. Ты меня поняла?
— Как не понять!
И тут раздался звонкий голос Екатерины Николаевны, зовущей Ивана Андреевича в карету.
Как и полагается, княжеский экипаж нес на дверцах герб — щит, обрамленный не чем-нибудь, а горностаевой мантией. Даже самая безграмотная девка должна была понимать, что сие означает. Опять же княжеская корона, венчающая щит. А все прочее добро — всадника, позаимствованного с литовского герба, стул с подсвечником и охраняющими его медведями, а также крест с двуглавым орлом — впопыхах никто разглядывать не станет.