– Слишком долго я не мог восстановить справедливость и остановить ужасы, которые творил среди моего народа Злодей! – провозгласил король. – Он представляет угрозу для всех нас, его дар призван вредить и убивать. – Все взоры были обращены на короля, даже стражи на постах подались вперёд, чтобы разглядеть получше. – Он держал в страхе благородные семьи, он крал, он превратил Ореховый лес, некогда прекрасный, в ужасное место, через которое все боятся ездить.
В другое время, в другом месте Тристану бы польстило.
– Но хуже всего то его деяние, от которого я пытался уберечь всех вас. – Король вздохнул, будто от горечи, и Тристану остро захотелось кинуть в него помидор, настолько плоха была актёрская игра. – Предательство, совершённое десять лет назад.
Тристан вскинул голову, расправил плечи, надеясь на то, что король расскажет… но что?
«Во что ты играешь?»
– Из-за того, что Злодей поймал и последние десять лет держал в неволе драгоценного гивра Судьбы, граждане Реннедона были обречены страдать от мести мироздания.
Вызванная отчаянием дымка в подсознании Тристана развеялась от потрясения, когда он понял, в чём его обвиняет Бенедикт.
– Злодей – виновник появления Неведомой болезни.
«Да чтоб тебя!»
Толпа яростно взревела, кроя Тристана самыми гадкими ругательствами – в общем-то, ничего нового; честно говоря, некоторые ругательства были вполне изобретательны, но обычно его ругали за злодеяния, которые он в самом деле совершил.
«Я этого не делал, и ты прекрасно это знаешь, сволочь!»
Бенедикт подошёл ближе.
– А теперь я покажу вам всем этого ужасного предателя! – Король встал рядом и негромко спросил: – Готов, мальчик мой?
Тристан уважительно кивнул и в тон ему ответил:
– Должен сказать, Бенедикт, эта роль тебе к лицу.
– Какая роль? – сощурился тот.
Тристан улыбнулся, зная, какой эффект произведут его слова.
– Ну как же, роль злодея.
Бенедикт раздул ноздри, в глазах полыхнула бешеная ярость. Он схватил Тристана за рубашку, но не успел занести руку для удара, как в зале раздался пронзительный крик.
– Она… Она пропала! – кричал какой-то дворянин.
Все, включая Тристана, посмотрели туда, куда указывал дворянин – на гроб, о котором в последние минуты все позабыли.
Тристан ничего не мог разглядеть. Толпа подалась вперёд, скрывая его кошмар. Он видел только проблеск стекла в колышущейся массе благородных голов. Раздались новые крики от тех, кто всё видел.
Сердце понеслось вскачь, шею продрал мороз, в ушах ревело. Тристан дёргал звенящие и гремящие цепи, вертел головой, отчаянно надеясь, что толпа расступится.
– Отойдите, павлины проклятые! – прогремел он, и толпа чудесным образом повиновалась – дворяне разбежались по сторонам зала, открывая творящееся за ними.
И он увидел.
Стеклянный гроб, в котором лежал плод его сильнейшего страха, был пуст.
– Пустырь побери, что это ещё такое? Кто это сделал? – вопил король, грохоча вниз по ступеням помоста. Но он не успел ничего придумать… Раздался негромкий, знакомый свист.
Время остановилось.
Комната сразу погрузилась в тишину – такую, что стало слышно, как нервно переступают с ноги на ногу, как звенят мечами гвардейцы, тянущиеся к рукоятям. Так звучал страх.
Это и был страх, ведь каждый в комнате посмотрел в сторону, откуда донёсся свист: на верх большой лестницы.
Там, роняя с волос цветы, с коварной усмешкой на красных губах стояла Эви Сэйдж.
Живая.
Она широко улыбнулась, когда толпа охнула и завопила в ужасе при виде восставшей из мёртвых. Невероятная ответная улыбка заиграла на губах Тристана, прогоняя оцепенение в застывших мышцах. Потрясение медленно таяло, пока он впитывал глазами каждую клеточку её тела. Казалось, что он больше никогда не сможет отвести взгляд.
– Вечеринка просто прелесть, – сказала Сэйдж, и её нежный голос лучом маяка прорезал туман ураганного ошеломления Тристана. Может, его просто подводило зрение.
Но услышав её следующие слова, Тристан понял, что это на самом деле она. Сэйдж была жива.
Её голубые глаза встретились с его, и у него подломились колени, а её улыбка стала ещё шире.
– Вообще-то немножко обидно, что меня решили не приглашать.
Глава 7
Эви
Затем ещё немножко покричали.
Эви это позабавило бы, будь она в лучшем расположении духа. Она не собиралась устраивать из своего появления такое шоу – да она вообще не собиралась появляться. Противоядие от плода вечного сна – редкого магического растения, которое достала Бекки, чтобы казалось, будто Эви погибла, – должно было сработать до того, как её выставили на обозрение в зале, полной дворян, как какую-то мракобесную живопись.